– Где начальник?
– Вчера посадили!
– За что?
– За взятки!
«Вот это, – заключает рассказчик, – и есть самое точное доказательство!»44 Какой официальный урок надлежало извлечь из фельетона «Крокодила»? Что всех взяточников ждет арест.
Один человек, которого интервьюировали в начале 1950-х гг., отметил, что подозрения во взяточничестве могла пробудить чрезмерная расточительность45. К примеру, по его словам, подозрительно выглядели частые посетители ресторанов: «Почти у каждого крупного учреждения или предприятия есть своя столовая, по ресторанам особо не ходят. Чаще всего там бывают командировочные. Человек, который ходит в ресторан, считается коррумпированным, поэтому туда идут только те, кому иначе никак… Рестораны очень дороги, кто же может туда ходить? Только те, у кого откуда-то много денег. Если человек часто ходит в ресторан, его будут подозревать во взяточничестве, люди будут спрашивать, откуда у него доходы». Как показала работник суда, признавшаяся в получении взяток, она заподозрила, что ее муж тоже взяточник, поскольку он часто уходил из дому с одним судьей и они много выпивали, явно не на зарплату46.
Судя по материалам суда и прокуратуры, многие советские люди понимали, что чиновник, нуждающийся в деньгах, наиболее охотно откликнется на предложение взятки. Пытаясь в приватном порядке уяснить причины злоупотреблений, прокуратура и судебные ведомства сосредоточили внимание на вопросах зарплаты и профессиональной этики. Во время войны сильно поредели ряды многих специалистов, в том числе работников хозяйственного и государственного аппарата. На смену им, как правило, приходили неопытные, плохо обученные и мало оплачиваемые люди, не имевшие должного представления о профессиональной этике. Комиссия Прокуратуры СССР по изучению причин взяточничества назвала материальные лишения одним из самых важных факторов, способствующих взяточничеству. На допросах специалисты часто ссылались на финансовые трудности как главную причину, которая заставила их принимать незаконные подарки. Московский народный судья Т. Р. Морозов, когда следователи спросили, что толкнуло его на путь взяточничества, клялся, что исключительно тяжелое материальное положение: у него жена и трое детей, работали только он с дочерью, и семье не хватало на жизнь47. Разумеется, работники других государственных и хозяйственных учреждений страдали от таких же экономических затруднений (и недостатка профессиональной подготовки).
Комиссия прокуратуры далее отметила, что многие осведомлены о бедности местных представителей власти – и пользуются ею в своих целях. По подсчетам комиссии, обнищавшие должностные лица чаще всего проявляли нестойкость перед взятками. Закон от 27 сентября 1946 г., в разгар послевоенного голода отменивший продовольственные карточки для иждивенцев из семей рабочих и служащих, вероятно, еще сильнее мотивировал бюрократов принимать «подарки» деньгами и продуктами48. Например, ленинградский следователь прокуратуры Рогозин, как выяснилось, в ноябре 1946 г. взял взятку в 700 руб. (около месячного оклада), и несколько раз его угощали (общей стоимостью на 216 руб.)49. По данным следствия, Рогозин пришел к обвиняемому взяткодателю домой. Там он стал жаловаться, что его семья в отчаянном финансовом положении: у него пятеро детей, теще не дают карточек, ему даже на хлеб не хватает. Рогозин велел обвиняемому принести к нему в кабинет молоко и провизию и ел во время допроса. Его осудили за взяточничество, приговорив к 4 годам исправительных работ. Хотя благодаря отмене карточек в 1947 г. в магазинах появилось больше продуктов, заодно выросли цены на множество товаров, что сделало их недоступными для многих людей и превратило в отличную «валюту» для взяток50.
В одном докладе для служебного пользования, посвященном «методам» взяткодателей, специалист Прокуратуры СССР, анализируя десятки случаев, описывал, как взяткодатели выходят на нужного человека. Доклад предназначался для прокурорских и судебных работников в качестве предупреждения быть начеку и остерегаться людей, которые могут воспользоваться их слабостями. Предложению взятки, пояснялось там, «обычно предшествует изучение работника прокуратуры, его характера и нравов, “слабых сторон”, наклонностей, материального положения и т. д., т. е. он “прощупывается” во всех отношениях с целью выявления возможности договориться с ним, “купить” его»51.
Благодаря такому «изучению», опираясь на жизненный опыт общения с мелким чиновничеством, люди вырабатывали у себя чутье на способность того или иного должностного лица пойти им навстречу, помогавшее определить, кто прислушается к их мольбам, кого можно уговорить поступиться формальностями. Подобный талант представлял собой важнейшую сторону «искусства взятки». Опрометчивое предложение взятки сильно повышало опасность и уменьшало шансы на успех. Граждане, сказано в докладе, стараются узнать нужных работников, угадать, кто из них готов нарушить правила, испытать их стойкость, выяснить, чем их соблазнить и как лучше к ним «подъехать»52. В ходе беседы с глазу на глаз с выбранным кандидатом тон ее в какой-то момент меняется. Кандидат сбрасывает маску официальности, возможно, даже начинает сочувствовать, проявлять участие. Тогда проситель убеждается, что нашел союзника и может «идти в атаку». Вслед за этим этапом он, по словам автора доклада, либо сразу предлагает деньги, либо «после приема идет на квартиру работника прокуратуры, или приглашает к себе “посидеть”, или в ресторане выпить и т. д.»53. Многие простые люди и представители привилегированных слоев умели прощупывать чиновников на предмет того, кто из них пойдет (или не пойдет) на незаконную сделку. Слово «ухаживание», даже, пожалуй, «обольщение», кажется вполне подходящим для характеристики этого процесса переговоров54.
Автор доклада прокуратуры отмечает, что в каждой отдельной местности взяткодатели могли раскидывать настоящую разведывательную сеть из наблюдателей, которые собирали ценную информацию о сотрудниках различных ведомств55. Целая армия просителей, жалобщиков, уборщиц, домработниц, секретарей и прочих лиц, так или иначе контактировавших с ответственными работниками (чаще всего неформально), потихоньку копили сведения о потенциальных объектах. Их ухитрялись извлекать из самых невинных, на первый взгляд, разговоров, узнавая о конкретном должностном лице все больше и больше.
У многих советских людей действительно выработалось шестое чувство, подсказывавшее, кто охотно согласится принять плату или подарок либо выступить посредником в их передаче. Конечно, такая способность служила одной из главных предпосылок предложения сделки, поскольку риск нарваться не на того человека грозил самыми печальными последствиями. Один взяткодатель поведал на заседании Верховного суда СССР: «Почему я так легко обратился к Морозову о взятке? Особых причин вообще не было, но я как-то инстинктивно чувствовал, что Морозов пойдет на взятку»56. Инстинкту, видимо, помогли наблюдения за привычками Морозова: «Кроме этого, я знал, что Морозов любит выпить». Для работников того или иного ведомства нередко устраивались банкеты. На них сослуживцы общались в неформальной обстановке, узнавали друг друга в личном плане, что способствовало расцвету «преступных отношений».
