– Бандитская рожа – понятие субъективное, – сказала Вера, – я, например, хорошо знала одного серийного убийцу, который выглядел как рядовой офисный клерк, затюканный начальством.
– Может быть, – согласилась жена художника, – но это были именно бандиты. Причем какие-то этнические… Можно так сказать? Все они с Кавказа. Накачанные, с золотыми цепями, с перстнями… Очень колоритные… Теперь таких и не встретишь, а раньше они были хозяевами жизни. Но это так – отступление. Алла закончила учебу, я, да и не только я – все вздохнули с облегчением. То должностное лицо… вернее, тот человек, который способствовал ее восстановлению, очень скоро был найден в своей квартире убитым. Его зарезали при ограблении. Там было чем поживиться: картины, антикварные вещи, монеты…
– Я помню тот случай, – кивнула Бережная, – я тогда в следственном комитете работала. Делом занималась не я, а мой коллега Евдокимов. Вещи так и не всплыли. Как Евдокимов посчитал тогда, их вывезли за рубеж. Но были свидетели, утверждавшие, что видели грабителей. По их уверениям, это были представители именно этнических криминальных группировок. Возможно, они действовали по заказу и, совершив преступление, просто уехали из города.
– Вы работали следователем? – не поверила хозяйка квартиры. – По вам и не скажешь. Вы выглядите, как…
Женщина замолчала, не решаясь произнести…
– Как светская львица, – подсказала Вера, – это все камуфляж для того, чтобы войти в доверие. В вашем случае я ошиблась. Простите.
– А сейчас вы где трудитесь?
– Занимаюсь тем же самым, только не на государевой службе.
– Ой, – опомнилась Людмила Васильевна, – мы про чай забыли!
Она стала разливать его по чашкам, потом нарезала торт.
– Тогда я вам скажу… Про мужа моего вы правильно заметили. Он жив, только скрывается от таких же, которые… У нас и брать-то нечего, не то чтобы грабить. Только вот эта квартирка да еще мастерская моего мужа, которую он получил еще в советское время. Сто метров площади под крышей, шестой этаж по черной лестнице без лифта – кому такая нужна. Коммуналку он, конечно, не регулярно оплачивал, с деньгами всего туго было. Однажды пришли какие-то представительницы управляющей компании и потребовали оплатить долг, который к тому времени составлял почти двести тысяч рублей, вручили повестку в суд. Мы что-то продали, в долг взяли и расплатились. Но все равно очень скоро к нам пришли с постановлением суда, согласно которому муж должен освободить помещение. А где ему работать? Здесь, как видите, тесно, да и освещения нет, солнце сюда только вечером ненадолго заглядывает… Пытался муж что-то доказать… Только вскоре пришли такие же рожи и потребовали, чтобы он выметался. Муж – человек вспыльчивый, дело дошло до драки. Но тех было двое, а он один и ему под шестьдесят. Побили его хорошо. Работы ножами порезали. Попал муж в больницу. Пришел, естественно, следователь. Костя ему все рассказал, и после этого больше к мужу никто не приходил… Через десять дней его выписали – с сотрясением и сломанным носом долго не держат. Вернулся он, пришел в свою мастерскую, а там уже вовсю ремонт идет. Картин нет, как и мольберта, этюдника, красок, книг по искусству, каких-то вещей… Только голые стены. И узбеки трудятся… Муж попросил их вызвать хозяина, и тот не скоро, но подъехал. Сказал, что это помещение принадлежит ему, и показал документы: договор купли-продажи, свидетельство о праве собственности. Костя обратился в суд, чтобы опротестовать сделку, и после этого его стали подлавливать во дворе, избивали чуть ли не каждый вечер… А однажды связали руки, чтобы он не дергался, отвезли на Малую Невку и сбросили с моста в реку. При этом сказали: «Смотри, какой почет: мы тебя как Распутина топим». Но Костя с божьей помощью выплыл, и не только божьей: какой-то бомж его увидел и вытащил. Привел тот человек его в свой подвал, обогрел и накормил. Муж со мной связался, и я посоветовала ему скрыться, потому что это не закончится никогда и в следующий раз его точно убьют. Сейчас он живет за городом на даче у бывшего одноклассника по художественной школе. Тот художником не стал, потому что понял: великим ему не быть, а на меньшее он не согласен…
– И кем стал тот одноклассник?
– Стал никому не известным, но все-таки великим человеком. Живет за городом, ест то, что выращивает на огороде. Ходит в лес, общается с деревьями… Если ему надо срубить какое-нибудь сухое на дрова, то он просит у него прощения и только после этого поднимает топор. Лесные животные его хорошо знают и дружат с ним. Даже кабаны, которые повадились ходить в деревню и рыть картошку, к нему не заходят, хотя его участок единственный не огорожен забором. Снегири, которых мы уже много лет не видели, к нему прилетают зимой и клюют крошки с его ладоней. Человек этот пишет книги, записывает свои наблюдения, говорит о том, что мир не такой, каким мы его представляем. И вообще, разумно все на Земле… Книги его не принимает ни одно издательство, потому что считают автора сумасшедшим… А в них говорится о других мирах, существующих рядом с нами, которые открываются не всем… Я читала рукописи и под сильным впечатлением до сих пор…
– Давайте о муже.
– Так я о нем все уже рассказала. Я хочу об Алле… Она заявилась ко мне, посмотрела картины, сказала, что слышала историю о том, как один английский журнал по искусству интересовался работами Кости. Спросила, правда это или легенда. Я ответила, что так оно и было. После этого она пришла еще раз. Мне, если честно, не хотелось с ней общаться, зная ее прошлое. Но Пухова сказала, что хочет купить все работы мужа. Жалко отдавать было, но нам надо как-то жить. Я на пенсии… Мужу и пенсию не платят, потому что он официально числится мертвым. Ну, я и отдала ей картины.
– Она дорого заплатила?
Жена художника покачала головой:
– Оставила аванс пятьдесят тысяч рублей и пообещала остальное после реализации. Потом говорила, что открывает галерею, и сама вся в долгах. Я сходила на открытие, узнала цену на Костины работы, чуть с ума не сошла… Подошла к Пуховой… Но Алла ответила, что она мне ничего не должна, а если я дернусь, то нырну вслед за мужем и моих пузырей хватит только на два булька…
– То есть она знает, как пытались утопить вашего мужа?
Людмила Васильевна сказала:
– Об этом не знает никто. Только я, мой муж и те, кто это сделал.
– Фамилии тех людей знаете?
– Троих знаю. Нет, четверых. Один даже зарегистрировался в мансарде, которую отобрал у мужа. Но все они приходили в общежитие, когда там Пухова проживала, и показывали паспорта на вахте. Я потом их данные переписала, отнесла в милицию, но на этом все и закончилось. Мне кажется, бывшая скромница до сих пор с ними сотрудничает.
– Можете показать мне эти фамилии?
Людмила Васильевна подошла к серванту, выдвинула ящик и достала лист бумаги.
Вера посмотрела и удивилась. Потом взяла телефон и набрала номер старого друга.
– Верочка, – обрадовался Евдокимов, услышав ее голос, – ты уж прости меня, дурака, за эту пресс-конференцию. Но мне текст написали и сказали больше ни слова не говорить. Мне так стыдно теперь…
