– Что с вами? – испугался Чижов. – У вас аллергия на цветы?!
– Дурачок, – ответила она, улыбнувшись сквозь слёзы, и погладила его ласково по щеке, – просто мне столько лет никто не дарил цветов.
Данила улыбнулся в ответ и сказал:
– Фаина Никаноровна, я бы никогда не дал вам сто лет.
– Ах ты, проказник, – кокетливо погрозила она ему пальцем. Но в глазах её по-прежнему просвечивало беспокойство за внучку. – Как ты думаешь, – спросила она Данилу, – Ксению скоро выпустят?
– Конечно, скоро, – горячо заверил он.
Вчера Данила передал Караваевой сообщение Мирославы о том, что майор разрешил Ксении разговаривать с сиделкой её матери, чтобы лишний раз не нервировать больную.
– Слава тебе господи, – искренне обрадовалась этому известию бабушка, – дай бог здоровья этому товарищу майору.
«Тамбовский волк ему товарищ, – подумал про себя Данила, – упёк Ксению, не разобравшись толком». Но вслух он, естественно, ничего не сказал.
Глава 25
На следующее утро Отбывайко позвонил на сотовый Мирославы и спросил:
– Как почивали?
Судя по его голосу, Волгина решила, что настроение у майора хорошее, и ответила:
– Прекрасно, – после чего спросила: – А вы, товарищ майор?
– И я вашими молитвами, – ответил он.
– Опанас Самойлович, а чего вы звоните? – не утерпела Мирослава.
– Может, я соскучился, – засопел Отбывайко.
– Только и всего?
Расслышав разочарование в её голосе, майор проговорил обиженно:
– А вам этого мало?
– Да как сказать, – рассмеялась она.
– Ладно уж, слушайте! Экспертиза показала, что Ксения, дочь Кирилла Несторовича Пинчукова.
– Кто бы сомневался, – обронила Мирослава себе под нос.
– Чего? – переспросил майор.
– Я рада, что вы это выяснили.
– А ордер на обыск у Окарова у меня на руках. Вы едете с нами или как?
– Я лечу, Опанас Самойлович! – воскликнула она.
Отбывайко хмыкнул и отключился. Мирослава ворвалась в его кабинет так скоро, словно она летела в прямом смысле, и он спросил ехидно:
– Вы, панночка, не на метле ли прибыли?
– Никак нет, товарищ майор, – отрапортовала она, – на «Волге».
– Тогда ладно. – И пробурчал: – ГАИ на вас нет.
Трудно было догадаться по лицу Окарова, удивился он прибытию полиции или ожидал этого.
– Вот, Андриан Кириллович, ордер на обыск, – протянул ему бумагу Отбывайко.
Окаров только отмахнулся – делайте то, зачем пришли.
Вскоре один из оперативников расставил на столе всю изъятую в доме обувь.
– Вот эти самые ботиночки, – с теплотой в голосе проговорил Отбывайко, – в которых вы были на последней вечеринке Рудневой.
– И которые были на вас, когда вы её убили, – тихо добавила Мирослава.
Окаров резко повернулся в её сторону.
– Что же вы не уничтожили обувь так же, как одежду? – поинтересовался Опанас Самойлович.
– Жадность фраера сгубила, – не удержался один из оперативников.
– Помолчи уже, Бубенчиков, – вздохнул майор, – тебе такой обувки вовек не таскать.
– Это точно, – легко согласился Бубенчиков, – я в своих ботинках шустрее бегаю.
– Посмотрим, что экспертиза покажет, – между тем продолжал майор.
– А покажет она тщательно замытую кровь, с натуральной кожи удалить её полностью невозможно, – заметила Мирослава.
– Да, я убил её. – Окаров снова посмотрел на Волгину.
– Вы что же, делаете признательное заявление? – живо откликнулся Отбывайко.
Андриан не отрывал взгляд от лица Мирославы.
– Но я не хотел этого делать.
– Не хотели? А как же нож? – спросила она.
– Понимаете, я видел, как Ада Константиновна и Лихолетов вышли из дома. Я догадался, что между ними назревал крупный разговор. И тут Белоногов послал меня за документами. Я и пошёл. Потом увидел их и подождал, пока Лихолетов уйдёт.
– Вы были уверены, что он уйдёт?
– Нет, конечно, но я надеялся застать её одну. И мне повезло. Я подошёл к Аде Константиновне и стал убеждать её, что она заблуждается насчёт Ксении. А она неожиданно разозлилась и стала оскорблять племянницу. А нож лежал там на лавке. Наверное, его забыли горничная или садовник, а то и сама Ада Константиновна, когда срезала цветы с клумбы.
– И вы схватили этот нож?
– Да, я взял его только для того, чтобы попугать её. А она пришла в страшное возбуждение, сначала начала хохотать как безумная, а потом набросилась на меня, и я машинально выставил руку с ножом вперёд. Она и напоролась на него.
– Вы знали, что по существующему завещанию всё отходит к Ксении, – скорее утвердительно, чем вопросительно проговорила Мирослава.
– Знал, – не стал отрицать Андриан и быстро добавил: – Если бы Ксению обвинили в убийстве, я пришёл бы и сознался! Честное слово!
– Однако, когда её задержали, вы промолчали!
– Я испугался! Но я не сомневался, что они скоро разберутся и её отпустят.
– А то, что Ксения, как говорит её бабушка, сидит в узилище, – это ничего? – сердито спросила Мирослава.
– Я был уверен, что её скоро отпустят, – пробормотал Андриан. – Я надеялся, что убийство Рудневой останется нераскрытым.
– И вы намеревались жениться на Ксении? – спросила Мирослава.
– Я мечтал об этом, – признался он едва слышно.
– Только этого ни в коем случае не могло бы произойти, – проговорила она.
– Почему? – удивился Андриан. – Я уверен, что смог бы завоевать её сердце. Ведь я на самом деле люблю её! – В его голосе прозвучала неизбывная боль.
– Может быть, и смогли бы, – не стала спорить Мирослава, – но всё же брак ваш был невозможен.
– Почему?
– Потому что Ксения – ваша сестра.
– Кто? Что вы такое несёте?!
– Я думаю, что об этом вам лучше расскажет ваш отец.
– Мой отец? При чём здесь мой отец? Он не мог знать родителей Ксении!
– Может быть, он их и не знал. Я говорю о приёмных родителях Ксении. Но ваш отец очень хорошо знал Аду Константиновну. Он не рассказывал вам об этом?
– Нет! Но Руднева – тётка Ксении!
– Ада Константиновна мать Ксении. – Мирослава обернулась к двери и крикнула: – Опанас Самойлович!
Только тут Окаров заметил, что майор куда-то исчез.
