Когда она поднялась на нужный этаж, дверь квартиры уже была открыта.
На пороге стояла симпатичная женщина средних лет в длинном шёлковом халате голубовато-серого цвета. Её крашеные светлые волосы падали ей на плечи, спину, пара прядок упала на лицо, и она откинула их назад порывистым движением.
«Ну вот, – подумала Любава, – оказывается, что сестра Костюкова тоже крашеная блондинка».
Самбурская смотрела на Любаву недоверчивым взглядом, а когда та подошла к порогу, спросила:
– Это вы сейчас звонили по домофону?
– Я, – кивнула Любава и догадалась, что женщину смущает то, что она без формы.
Вздохнув, Залеская достала своё удостоверение и развернула его перед глазами недоверчивой дамы.
Та рассматривала документ долго и усердно, потом, сказав «заходите», неохотно отступила в глубь прихожей.
– Вы Клара Аркадьевна Самбурская? – на всякий случай спросила Залеская.
– Да, – ответила женщина, идя впереди Любавы по коридору и также, не оборачиваясь, насмешливо спросила: – Паспорт предъявить?
– Да, желательно, – подтвердила оперативница.
Когда они оказались в гостиной, женщина подошла к окну и отодвинула в сторону штору.
Яркий дневной свет так ослепительно и неожиданно хлынул в комнату, оказавшуюся гостиной, на мгновение ослепил обеих женщин. Но глаза быстро привыкли к свету. Всё-таки солнце светило не так неистово, как летом, и свет его был скорее мягким, чем резким.
– Садитесь, – предложила хозяйка квартиры, и Любава опустилась на мягкий стул возле круглого стола на одной ножке.
Женщина отошла к стенке, открыла какой-то шкафчик, потом подошла к столу и протянула Любаве свой паспорт:
– Вот.
– Спасибо, – поблагодарила Залеская.
Самбурская села на второй стул и спросила:
– Вы уверены, что мой брат убит?
– Увы, да, если это ваш брат. – Она положила перед хозяйкой дома фотографию.
Та глянула и тотчас зажмурилась.
– О господи, – вырвалось у неё невольно. – Как его убили?
– Отравили.
– Кто это сделал? – спросила Самбурская полминуты спустя.
– Мы этого пока не знаем, – ответила Любава, – но надеемся узнать, в том числе и с вашей помощью.
– Но я-то чем могу вам помочь?! – воскликнула Самбурская, вскинув руки.
– Для начала, Клара Аркадьевна, расскажите мне, какие отношения связывали вас с братом.
– Как то есть какие? Родственные, разумеется, – с толикой удивления ответила Самбурская.
– Это я понимаю, – кивнула Любава. – Я хотела спросить, ладили ли вы с братом?
– Конечно, ладили, – повела плечами Клара Аркадьевна. – Нам нечего было делить, – добавила она, поджав губы.
– Иной раз людям и делить нечего, – как бы вскользь проговорила Любава, – а они всё равно не ладят. Видно, не лежит у них душа друг к другу.
– Если вы хотите спросить, не ссорились ли мы с братом, – усмехнулась Самбурская, – то спешу вас разочаровать: нет, не ссорились.
– Но почему же разочаровать, – дружелюбно проговорила Залеская, – наоборот, вы меня успокоили.
– Разве что, – неопределённо обронила женщина, посмотрев на Залескую, и добавила с болью в голосе: – Если хотите знать правду, то это для меня большой удар.
Любава сочувственно кивнула и спросила:
– Значит, вы дружили с братом?
– Да, конечно.
Любаве показалось, что наглухо захлопнутые створки наконец приоткрылись, и она поспешила закрепить успех:
– Вы часто встречались с ним?
– Изредка мы с ним выбирались в кафе-мороженое. – Задумавшись, Клара Аркадьевна незаметно для себя улыбнулась. – Как в детстве, – но тотчас затрясла головой, как бы отгоняя от себя воспоминания о светлых днях. – Чаще всего брат приезжал с семьёй на дачу, которая досталась мне от отца, – проговорила она уже без прежней теплоты в голосе, так тронувшей Любаву.
– А что досталось вашему брату? – как бы вскользь поинтересовалась Залеская.
– Разве это важно? – каким-то натянутым голосом спросила Самбурская.
– Вообще-то нет, – сделала вид, что смутилась, Любава, – но сами понимаете, – как бы оправдываясь, проговорила она, – женское любопытство.
Сестра поджала губы:
– Брату он оставил квартиру и автомобиль. Но я не могу обижаться на отца.
– Вот как? – Любава постаралась скрыть удивление.
– Понимаете, я ему не родная дочь, – с заметной грустью в голосе проговорила женщина.
– Ну, тогда всё понятно, – отозвалась Любава, хотя лично ей и не показалось решение отца Костюкова при распределении наследства столь уж справедливым. – А можно посмотреть на вашу дачу? – спросила она.
– Вы хотите поехать к нам на дачу? – удивилась Клара Аркадьевна.
– Ну что вы! – замахала руками Любава. – Я просто хотела посмотреть фотографии с вашей дачи, если они, конечно, есть.
– Естественно, есть, – заверила её Самбурская и, встав со стула, снова направилась к стенке.
Порывшись в каком-то ящике, она извлекла из него альбом и положила на стол перед оперативником.
– Здесь фотографии с последнего пикника.
– Как интересно! – с преувеличенным энтузиазмом проговорила Любава, открывая альбом.
На фотографиях царило лето во всей его красе. Изображения были настолько сочными, а люди, изображённые на них, получились такими живыми, что Залеской на какое-то мгновение показалось, что она там, среди них, на даче Самбурской.
Любава, даже не отдавая себе отчета, поискала саму себя среди присутствующих там. Но наваждение растаяло так же быстро, как и захватило её. Толчком к отрезвлению было скорее то, что она узнала на одной из фотографий жертву.
Вадим Аркадьевич Костюков выглядел на фотографии таким беззаботным и счастливым, что у Любавы сжалось сердце. Вроде бы уже давно должна была привыкнуть, так нет же, предательская игла жалости нет-нет да вонзится в самое сердце.
– Это ваш брат? – тихо спросила она у хозяйки дома.
И та молча кивнула в ответ и отвернулась. Залеская успела заметить, что в глазах женщины блеснули слёзы.
«Должно быть, она и в самом деле была привязана к брату, – подумала Любава. – Чтобы так притворяться, нужно иметь большой артистический талант».
А за короткое время знакомства с Кларой Аркадьевной Залеская успела заметить, что большая часть эмоций у Самбурской на лице написана.
Дав женщине прийти в себя, Любава спросила:
– А кто это рядом с Вадимом Аркадьевичем?
