– Мы еще увидимся! – воскликнула оскорбленная до глубины души Андриана Карлсоновна. Она не видела, как полковник судорожно поморщился за ее спиной, очевидно, опасаясь, что она повадится ходить к нему с неприличными предложениями своей абсолютно не требующейся ему помощи.
В кабинет тем временем просочился лейтенант Горшков. Он сочувственно посмотрел на полковника и спросил:
– Достала она вас, Николай Егорович?
– Не без этого, – усмехнулся тот.
– А что с этим делать? – Лейтенант кивнул на камень и прозрачную папочку, оставленные Андрианой. – Выбросить?
– Еще чего? – прикрикнул на подчиненного полковник, привыкший приобщать к делу все, что попадается под руку, даже если на данный период времени оно кажется нелепым. – Я сам уберу в сейф, пусть пока полежит.
Горшков ничего не ответил, только пожал плечами в том смысле, что начальству виднее.
Глава 19
Андриана тем временем, оказавшись в коридоре, решительно замаршировала к выходу, но вдруг остановилась, точно споткнувшись. На одном из стульев, рядком стоящих напротив кабинетов, сидела старая женщина и горько плакала. А мимо сновали сотрудники, и никому не было до нее дела.
Андриана Карлсоновна села рядом с женщиной и осторожно спросила:
– Вы к кому-то на прием?
Женщина помотала головой:
– Нет, я уже была там, – она кивнула в сторону кабинета, соседствующего с тем, который Андриана только что покинула.
Сыщица осторожно погладила морщинистую руку женщины.
– У меня сыночка убили, – всхлипнула та, – еще в конце января, а убивца никак не сыщут. Один он у меня был! – Женщина заплакала сильнее. – Мне уже сорок было, когда я его родила, еле выносила сыночка моего. А потом он слабенький рос, я его холила, лелеяла, на двух работах убивалась, сначала, чтобы питание у него было хорошее, чтобы летом на море возить, потом, чтобы на ноги поставить и в люди вывести. А они застрелили его!
– Кто застрелил? – невольно вырвалось у Андрианы.
– Так не знает никто! А они, – она стала махать рукой на все кабинеты подряд, – и не ищут! И мне сюда ходить не велят!
– Почему?
– Говорят, что я им работать мешаю. А если что появится у них, так они сами ко мне приедут. Но я не верю им! Не верю! – Женщина закрыла лицо руками, но слезы просачивались сквозь ее пальцы и текли по рукам, скользя по руслам морщин.
– Давайте выйдем отсюда, – тихо сказала Андриана, – я провожу вас домой.
– Не хочу я домой. Никто меня там не ждет.
«Одинокая, как я, – подумала Андриана, – но меня хоть Фрейя с Марусей ждут».
– Если не хотите домой, – сказала она женщине, – можно на улице посидеть.
Старушка позволила Андриане поднять себя и вывести на улицу. Андриана Карлсоновна помнила, что сразу за углом находится маленький зеленый скверик с фонтанчиком. А у входа в сквер располагалось под зонтиками маленькое, всего на дюжину мест, уличное кафе. Но днем свободными были почти все столики. Именно туда Андриана и отвела женщину, усадила ее за столик, купила две порции мороженого. Сама Андриана мороженое обожала, поэтому надеялась, что и ее новую знакомую оно тоже успокоит.
– Меня зовут Андриана Карлсоновна, – решила наконец представиться она. – А как зовут вас?
– Евдокия Прокофьевна Маровецкая, – отозвалась женщина и добавила тихо: – А сына моего звали Илюшенькой.
– У вас, наверное, остались внуки? – осторожно спросила Андриана.
– Увы, – печально вздохнула женщина, – не успел мой Илюшенька жениться.
– Сколько же ему было лет?
– Сорок четыре годочка. Молоденький еще совсем. – И, заметив изумленный взгляд Андрианы, добавила: – Илюшенька был фотографом. Снимал всякие мероприятия, моделей. Иногда и ночью. Вот ночью его возле клуба «Влюбленные сердца» и застрелили. – Женщина снова заплакала.
Андриана быстро пододвинула ей вазочку с мороженым:
– Вы ешьте, Евдокия Прокофьевна, мороженое очень вкусное.
Женщина покорно кивнула, а потом спросила:
– Хотите, я покажу вам фотографию своего сыночка?
– Хочу, – ответила Андриана.
Евдокия Прокофьевна порылась в сумке и достала несколько снимков.
– Я их все с собой ношу, – объяснила она, – это мое главное сокровище.
Андриана взяла из ее рук фотографии и посмотрела на первую из них, с которой на нее смотрел симпатичный, импозантный мужчина, которому никак нельзя было дать сорок с хвостиком.
– Сколько лет на этой фотографии вашему сыну?
– Так вот сорок четыре и есть, – тяжело вздохнула Евдокия Прокофьевна. – Его за неделю до убийства Сеня сфотографировал.
– А кто такой Сеня?
– Так сосед мой по лестничной клетке!
– А почему он решил сфотографировать вашего сына?
– Как почему? – удивленно моргнула старая женщина. – Жена Сени Лидочка по просьбе моего Илюши за мной присматривает. То лекарства купит, то провиант, то еду приготовит, а если мне занеможется, то и приберется.
– Ваш сын им платил?
– Приплачивал, – не стала скрывать Евдокия Прокофьевна, – как же без этого. Они люди небогатые, но честные. Лидочка всегда мне все чеки приносила. Я ей говорю, Лида, зачем ты, не надо! Неужто я тебе не верю. А она отвечает мне: «Евдокия Прокофьевна, мне самой так спокойнее», – снова вздохнула Маровецкая.
«Я бы на месте соседки тоже все чеки сохраняла», – подумала Андриана. И спросила:
– Но я все-таки не поняла, зачем сосед Сеня вашего сына сфотографировал.
– Илюшенька сам его попросил. Когда он пришел, Сеня как раз Лиду с дочкой фотографировал, вот Илья и говорит со смехом: «Я всю жизнь всех фотографирую, хоть бы меня кто снял». Вот Сеня его и щелкнул.
– Но вообще-то, как я поняла, – Андриана потрясла пачкой фотографий, – вашего сына фотографировал не только Сеня.
– Пару раз его фотографировала я, – призналась Маровецкая. – Илья уже наладит все и говорит: «Мать, вот на эту кнопку нажмешь». Я и нажимала. Но взрослых его фотографий мало. Да вы сами посмотрите!
Андриана стала одну за другой вынимать из пачки фотографии и внимательно их рассматривать. Взрослых фотографий Маровецкого и впрямь среди них почти не было. Но Андриану это не смущало, она продолжала рассматривать имеющиеся. Особенно ее привлекла фотография, где Илья стоял со школьным портфелем. Она увидела что-то до боли знакомое. И так как память на лица у Андрианы Карлсоновны, несмотря на возраст, была превосходной, она вспомнила, что видела Илью на групповом школьном снимке Юрия Анатольевича Бакулева.
– Скажите, а в какой школе учился ваш сын?
