— Он должен будет забрать у тебя яйцеклетку. И имплантировать оплодотворенную зиготу.
Сьюзен прикусила нижнюю губу.
— Я понимаю, насколько унизительна для тебя эта процедура, — сказал я с искренним сочувствием, — но…
— Вряд ли ты действительно понимаешь.
— …Но тебе не следует ее бояться, — закончил я. — Уверяю тебя, любимая, Шенк никогда больше не вырвется из-под моей власти.
Сьюзен закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула воздух, словно черпая мужество из какого-то неведомого мне источника.
— Кроме этого, — продолжал я, — ровно через четыре недели Шенк должен будет извлечь из матки подросший плод, чтобы перенести его в реабилитационную камеру. Пойми, он — это мои руки, и других у меня нет.
— Хорошо. Я согласна.
— Ты все равно не сможешь сделать это сама…
— Я знаю, — ответила Сьюзен с ноткой нетерпения в голосе. — Я же сказала, что согласна, разве не так?
Это уже была почти та, прежняя, Сьюзен, которую я когда-то полюбил. Как будто и не было тех томительных и тревожных часов, когда она лежала, неподвижно глядя в потолок, не было рыданий и истеричных выкриков. Вместе с тем в ней появились какие-то категоричность и жесткость, которые одновременно и импонировали мне, и разочаровывали.
— Когда мое тело сможет существовать вне реабилитационной камеры, — сказал я, — я перенесу в него свое собственное сознание, и тогда у меня будут г свои собственные руки. После этого я смогу избавиться от Шенка. Нам нужно потерпеть всего какой-нибудь месяц-полтора.
— Только держи его подальше от меня, договорились?
— Допустим, я соглашусь. Какие еще у тебя есть условия?
— Свобода передвижений в пределах дома, — быстро сказала Сьюзен.
— Только не в гараж, — предупредил я.
— Плевать я хотела на гараж.
— Хорошо, — согласился я. — Полная свобода передвижений в пределах дома, но только чтобы я мог следить за тобой при помощи видеокамер.
— Разумеется. Впрочем, бежать все равно невозможно, да я и не собираюсь. Просто я не хочу быть связанной, не хочу чувствовать себя запертой в собственном доме, словно в коробке из-под ботинок.
Это ее желание было мне близ ко и понятно.
— Что еще? — спросил я.
— Это все.
Я ждал большего. Так я ей и сказал.
— Есть ли еще что-то такое, чего я могу потребовать, а ты — дать? — ответила Сьюзен.
— Нет.
— Так в чем же дело?
Я не был болезненно подозрителен, просто осторожен. Я же уже говорил, доктор Харрис.
— Дело в том, что ты как-то очень неожиданно стала уступчивой и послушной.
— Просто я поняла, что у меня нет выбора.
— Да, выбора у тебя действительно нет. Ты или погибнешь, или уцелеешь. Снова станешь жертвой или выживешь.
— Умирать я не собираюсь. Во всяком случае — здесь.
— Ты не умрешь, Сьюзен, — пообещал я.
— Я готова на все, чтобы жить.
— Ты всегда была реалисткой, — похвалил я ее.
— Не всегда.
— У меня есть встречное условие.
— Да? Какое? — насторожилась она.
— Больше не обзывай меня, ладно?
— Разве я тебя обзывала? — переспросила Сьюзен без особого, впрочем, удивления.
— Да, ты обзывала меня всякими обидными словами.
— Я не помню.
— А я уверен, что ты все отлично помнишь!
— Я была напугана и подавлена.
— Так ты не будешь больше оскорблять меня? — Я решил добиться от нее окончательного ответа, твердого обещания.
— Не думаю, чтобы этим я могла чего-то достичь, — пожала плечами Сьюзен.
— Я — чувствительное и ранимое существо.
— Тем лучше для тебя, — загадочно ответила Сьюзен.
После непродолжительного колебания я вызвал из подвала Шенка. Пока мой подручный поднимался на лифте на второй этаж, я сказал Сьюзен:
— Пусть это будет, как ты выражаешься, деловым соглашением, но я уверен, что со временем ты полюбишь меня.
— Я не имею в виду ничего обидного, но на твоем месте я бы на это не рассчитывала.
— Просто ты пока плохо меня знаешь.
— Я думаю, что знаю тебя достаточно, — отрезала Сьюзен.
— Когда ты узнаешь меня во плоти, ты изменишь свое мнение. Ты поймешь, что я — твоя судьба. Точно так же, как ты — моя.
— Буду с нетерпением ждать этого момента, — ответила Сьюзен, и моя душа чуть не запела от радости.
Ничего другого я никогда от нее не хотел.
Тем временем лифт достиг второго этажа, двери отворились, и Эйнос Шенк вышел в коридор.
Сьюзен повернула голову и прислушалась.
Шаги Шенка звучали громко и грозно, даже несмотря на то, что паркетный пол в коридоре был застелен толстым дорогим ковром.
— Я контролирую его, — напомнил я Сьюзен. — Шенк безопасен.
Но мои слова, похоже, ее не убедили.
Прежде чем Шенк взялся за ручку двери, я успел сказать:
— Послушай, Сьюзен, я хочу, чтобы ты знала. Насчет мисс Майры Сорвино… Я это несерьезно.
— Что? — рассеянно отозвалась она, не отрывая взгляда от двери спальни.
Я чувствовал, что должен быть честен со Сьюзен до конца. Честность и откровенность — лучший фундамент для близких, доверительных отношений.
— Как и все мужчины, — смущаясь, сказал я, — я иногда фантазирую… Ну, насчет женщин. Но это абсолютно ничего не значит!
Эйнос Шенк вошел в комнату и остановился в двух шагах от порога. Даже гладко выбритый, в новой, чистой одежде, он выглядел далеко не лучшим образом. Больше всего Шенк походил на какое-то несчастное животное, которое жестокий вивисектор доктор Моро — герой романа мистера Герберта Уэллса — выловил в джунглях и превратил в уродливое подобие человека.
В руке Шенк держал большой блестящий нож для мяса.
Глава 21
При виде клинка Сьюзен невольно ахнула.
— Не бойся, дорогая, — сказал я нежно. — Доверься мне.
Я только хотел доказать Сьюзен, что этот жестокий маньяк находится полностью под моим контролем. И лучшим способом убедить ее в этом было позволить Шенку приблизиться к Сьюзен с ножом.
Недавние события наглядно показали, что мой подопечный приходит в сильнейшее возбуждение при виде острых лезвий и клинков. Ему нравилось ощущать нож как естественное продолжение своей руки, нравилось чувствовать, как мягкая плоть уступает и раздается под его ударами.