Когда я приказал Шенку подойти к кровати, Сьюзен снова напряглась и натянула веревки. Должно быть, вопреки моим заверениям, она ожидала от Шенка какой-нибудь бессмысленной жестокости.
Вместо того чтобы развязать затянутые им же самим узлы, Шенк ножом перерезал одну из веревок.
Стараясь отвлечь Сьюзен от его угрожающей фигуры, я поспешно сказал:
— Когда-нибудь, когда мы создадим новый мир, о нас с тобой снимут фильм. Может быть, мисс Майра Сорвино сможет сыграть тебя.
Шенк разрезал клинком вторую веревку. Лезвие было таким острым, что крепкий нейлоновый канат разошелся под ним, словно гнилая хлопчатобумажная нить.
— Впрочем, — продолжал я, — мисс Сорвино слишком молода дота этой роли. Да и грудь у нее примерно на размер больше, чем у тебя. Но больше — не значит красивее.
Третья веревка заскрипела и лопнула под ножом Шенка.
— …Правда, — поправился я, — я никогда не видел мисс Сорвино голой, однако я могу судить о ее телосложении и пропорциях просто по фотографиям и фрагментам фильмов.
Разрезая веревки, Шенк низко склонился над лежащей Сьюзен, однако при этом он избегал смотреть ей в глаза. Он даже отвернул свое уродливое лицо в сторону, а его поза и непривычно робкие движения свидетельствовали о рабской покорности и готовности служить.
— А на роль Фрица Арлинга можно пригласить сэра Джона Гилгуда, — предложил я. — Думаю, он прекрасно справится, хотя внешне они с ним совсем не похожи.
Шенк прикоснулся к Сьюзен только дважды. Его прикосновения были очень короткими, да и продиктованы они были, так сказать, производственной необходимостью, однако Сьюзен каждый раз морщилась. Я со своей стороны был совершенно уверен, что Шенк Tы имел в виду ничего непристойного, и не стал наказывать его. Этот недочеловек держался на удивление по-деловому, и, хотя его страшный нож сверкал всего в полутора футах от лица Сьюзен, я почти не волновался за мою возлюбленную.
— Давай поразмыслим об этом как следует, — сказал я. — Арлинг был австрийцем, а Гилгуд — англичанин, так что это, пожалуй, не самая лучшая идея. Придется подумать еще…
Шенк разрезал последнюю веревку.
Потом он отошел в ближний угол спальни и встал там, прижимая тесак к бедру и глядя на мыски своих ботинок.
Сьюзен его нисколько не интересовала. Он с головой ушел в себя, прислушиваясь к могучей симфонии воспоминаний, которая крещендо звучала внутри его — к своей «мокрой» музыке, в которую вплетались отчаянные крики Фрица Арлинга и сочные чавкающие звуки врубающегося в плоть ножа.
Соло на секаче для мяса исполнял он, Эйнос Юджин Шенк.
Эти воспоминания все еще были относительно свежи в его памяти, так что Сьюзен пока ничто не угрожало.
Сидя на краю кровати, Сьюзен с ожесточением срывала с запястий и лодыжек остатки веревок, не отрывая настороженного взгляда от Шенка. Руки ее заметно дрожали.
— Отошли его, — сказала она.
— Через пару минут, — согласился я.
— Немедленно!
— Еще рано.
Сьюзен вскочила. Ноги не держали ее, и мне показалось, что она вот-вот упадет, но все обошлось. Держась за мебель, Сьюзен кое-как добрела до двери ванной комнаты. Она все поглядывала на Шенка, но он, казалось, вовсе позабыл о ее существовании.
— Только не огорчай меня, Сьюзен, — сказал я, увидев, что она приготовилась закрыть за собой дверь. — Ты разобьешь мне сердце.
— Мы заключили договор, — откликнулась она. — И я намерена соблюдать условия.
С этими словами Сьюзен закрыла наконец дверь и исчезла из поля моего зрения. В ванной комнате не было ни камеры видеонаблюдения, ни микрофонов — ничего, что могло помочь мне контролировать ее поведение.
А ведь именно в ванной психически неустойчивый человек, обуреваемый манией самоубийства, может найти множество орудий для приведения в исполнение своего замысла. Например, бритвенные лезвия, ножницы, веревки, пластиковые пакеты, да мало ли что еще!.. На худой конец сгодится и простой осколок зеркала.
С другой стороны, раз я решил сделать ее своей матерью и любовницей, я должен был ей доверять. На недоверии нельзя построить никаких долгосрочных отношений — это скажет вам любой психолог из тех, что выступают по радио.
Я заставил Шенка подойти к двери ванной комнаты и прислушаться.
Я услышал, как Сьюзен мочится.
Потом загремел смывной бачок, и вода с шумом ринулась в унитаз.
Неожиданно плеск прекратился, и наступила тишина.
Полная тишина.
Она встревожила меня.
Любой перерыв в потоке информации чреват сбоем в работе.
Выждав ради приличия еще несколько минут, я — через Шенка — открыл дверь и заглянул внутрь.
Подпрыгнув от неожиданности, Сьюзен резко обернулась через плечо. Глаза ее сверкали от гнева и страха.
— Что такое?! — воскликнула она.
— Это я, Сьюзен, — сказал я через динамики комнатной аудиосистемы.
— Но… это и он тоже.
— Я удерживаю его под жестким контролем, Сьюзен, — объяснил я. — Шенк едва ли понимает, где он и что с ним. Сейчас его глаза — это мои глаза.
— Держи его от меня подальше. Ведь мы же договорились, — напомнила Сьюзен.
— Но ведь он — просто мой инструмент.
— Мне на это плевать. Я не хочу его видеть.
На мраморной полочке рядом с раковиной я заметил тюбик лечебной мази. Сьюзен втирала ее в свои натертые веревкой запястья и в обожженную ладонь. (Я почувствовал значительное облегчение, когда увидел, что ожог почти прошел.) Рядом стоял открытый флакончик с аспирином.
— Убери его! — потребовала Сьюзен решительно.
Я вывел Шенка из ванной и заставил закрыть дверь.
Вряд ли, рассудил я, человек, собирающийся покончить с собой, станет принимать аспирин и смазывать ожоги и ссадины, чтобы потом перерезать себе вены.
Я был уверен, что Сьюзен выполнит свою часть договора.
Моя мечта была близка к осуществлению.
Через несколько часов оплодотворенная яйцеклетка, содержащая усовершенствованный генетический код моего нового тела, окажется внутри ее лона. Она начнет развиваться по составленной мною программе и в считаные часы превратится в эмбрион. Процесс деления клеток будет лавинообразно нарастать, эмбрион будет расти не по дням, а по часам. Когда ровно через двадцать восемь дней я перенесу его в инкубатор, зародыш будет выглядеть не на четыре недели, а на четыре месяца.
Повинуясь моей команде, Эйнос Шенк снова спустился в подвал.
Работы ему оставалось всего на полчаса.
Глава 22
Серебряный диск полуночной луны медленно плыл в высоком черном небе.
