ГЛАВА II
О мертвые, никто из вас ужели
Не сжалится и тайны не откроет?
Когда бы дух любезный проболтался,
Что вы такое и чем стать должны мы!
Умерших души, слышал я, живых
Предупреждают, что близка их смерть.
Благое дело — в двери постучать
И вовремя поднять тревогу.
БЛЕЙР
Амбросио содрогался при мысли о том, как быстро и далеко ушел он путем греха. Чернейшее преступление, которое он только что совершил, преисполняло его искренним ужасом. Убитая Эльвира, казалось, все время была перед ним, и муки совести уже карали его. Однако время шло, и эти впечатления постепенно слабели. Прошел день, миновал второй, а на него все еще не пало ни малейшего подозрения. Безнаказанность словно облегчила вину. Он начал обретать спокойствие духа, страх перед разоблачением рассеялся. Совесть грызла его меньше и меньше. Матильда делала все, чтобы утишить его тревоги. Услышав о смерти Эльвиры, она как будто была поражена и вместе с монахом сокрушалась о роковом конце его предприятия. Но когда ей стало ясно, что первое его волнение миновало и он уже склонен прислушиваться к ее доводам, она начала отзываться о случившемся много мягче и убедила его, что он вовсе не так виноват, как считает. Ведь он, доказывала Матильда, всего лишь воспользовался правом, которое природа дала каждому человеку, — правом защищаться. Гибель подстерегала либо его, либо Эльвиру, однако ее неумолимость и упрямое желание отомстить ему заслуженно сделали жертвой ее. Затем Матильда напомнила, что он уже раньше внушил Эльвире подозрения, а потому следует радоваться, что смерть замкнула ей уста, иначе даже и без заключительного события она могла бы разгласить эти подозрения в ущерб ему. Таким образом он весьма удачно избавился от врага, знавшего о его слабостях, а потому очень опасного, да к тому же еще и от главной помехи его намерениям в отношении Антонии. А намерения эти, по ее мнению, он не должен был оставлять. Ведь теперь, когда мать уже ревниво ее не оберегает, получить дочь будет легко. Перечисляя и восхваляя прелести Антонии, она попыталась вновь разжечь желания монаха, в чем и преуспела даже слишком.
Казалось, преступления, на которые страсть толкнула его, лишь сильнее распалили эту страсть. И насладиться Антонией он жаждал даже больше прежнего. И надеялся, что удача, которая помогла ему остаться вне подозрений, будет сопутствовать ему и дальше. К ропоту совести он оставался глух и твердо положил любой ценой удовлетворить свои желания. Необходим был только удобный случай, чтобы повторить попытку. Однако повторить ее в точности он не мог, так как в первом приливе отчаяния разбил чародейную миртовую ветвь на тысячу кусков, а Матильда его предупредила, что новую помощь от адских сил он может получить, лишь добровольно подписав договор с ними. Но этого Амбросио твердо решил никогда не делать. Он убедил себя, что, как бы велик ни был его грех, пока он не отречется от надежды на спасение, оно остается для него возможным. Поэтому он решительно отказался прибегать к содействию демонов, и Матильда, убедившись, что он твердо стоит на своем, не настаивала, а принялась изыскивать средства, как отдать Антонию во власть аббата. И средство это не заставило себя ждать.
Пока ей готовилась погибель, злосчастная девушка горько оплакивала потерю матери. Прежде, едва проснувшись поутру, она спешила в спальню Эльвиры. Наутро после роковой попытки Амбросио она пробудилась позднее обычного, о чем ее оповестил бой монастырских курантов. Она вскочила с постели, набросила легкое одеяние и хотела побежать к матери узнать, как она провела ночь, но вдруг споткнулась и поглядела вниз. Каков же был ее ужас, когда она увидела посинелый труп Эльвиры! С пронзительным криком Антония бросилась на пол, схватила в объятия недвижное тело, ощутила его смертный холод и с невольным отвращением, над которым была не властна, выпустила труп из рук. Ее крик напугал Флору, и служанка прибежала к ней на помощь. Представшее ей зрелище ввергло ее в ужас, но выразила она его куда громче Антонии. Дом огласился ее сетованиями, а юная ее госпожа, задыхаясь от горя, могла лишь рыдать и стенать. Вопли Флоры вскоре достигли ушей хозяйки дома, которая, узнав, в чем причина, также совершенно расстроилась. Немедленно послали за врачом, но, едва взглянув на труп, он сказал, что никакое искусство Эльвире помочь уже не может, и занялся Антонией, которая как раз нуждалась в его помощи. Ее уложили в постель, а хозяйка взяла на себя устроить похороны Эльвиры. Дама Хасинта была простой, хорошей женщиной, доброй, услужливой и набожной. Но ум ее был не развит, и она оставалась жалкой рабыней суеверий и всяких страхов. Ее приводила в содрогание мысль провести ночь под одной крышей с покойницей. Она не сомневалась, что ей явится призрак Эльвиры, и была уверена, что тотчас умрет от страха. Поэтому она решила переночевать у соседки и настояла, чтобы Эльвиру схоронили завтра же. Так как обитель святой Клары находилась совсем рядом, то тамошнее кладбище и избрали ее последним приютом. Дама Хасинта обещала оплатить все расходы. Она не знала, какими средствами будет теперь располагать Антония, но, памятуя, как скромно жила Эльвира, не сомневалась, что будут они весьма невелики. Иными словами, она не ждала, что вернет свои деньги, однако это не помешало ей приглядеть, чтобы погребение было приличным, и обходиться с бедняжкой Антонией ласково и почтительно.
От горя еще никто не умирал. Примером тому может послужить Антония. Юность и здоровье помогли ей перенести первые приступы горя, но исцелить уныние духа было труднее. Ее глаза постоянно наполнялись слезами, каждый пустяк удручал ее, и в сердце у нее воцарилась неизбывная меланхолия. Одно упоминание об Эльвире, какая-нибудь мелочь, вызывавшая перед ней образ любимой матери, повергали ее в тягостное волнение. Но как увеличилось бы ее горе, узнай она, в каких муках умерла ее мать! Однако этого не подозревал никто. Недавняя болезнь Эльвиры сопровождалась припадками судорог, и все пришли к заключению, что, чувствуя приближение такого припадка, она сумела пройти в спальню дочери, чтобы попросить о помощи, но тут начался припадок, настолько сильный, что, ослабленная болезнью, она скончалась, не успев взять флакон с лекарством, который хранился на полке в спальне Антонии. Те немногие, кого интересовала судьба Эльвиры, иного объяснения не искали. Смерть ее была сочтена естественной и скоро забыта всеми, кроме той, которая имела слишком много причин оплакивать свою потерю.
Положение Антонии было весьма тягостным и неприятным. Она оказалась совсем одна в столице, где нравы были распущенными, а жизнь дорогой. Денег у нее осталось мало, а друзей еще меньше. Ее тетка Леонелла не вернулась из Кордовы, а куда ей написать, она не знала. От маркиза де лас Систернаса она никаких известий не получила, а что до Лоренцо, так она уже давно смирилась с мыслью, что в его сердце для нее места нет. И она не знала, у кого попросить совета. Ей хотелось обратиться к Амбросио, но она помнила наставления матери всячески его избегать, а в последнем их разговоре на эту тему Эльвира объяснила ей его замыслы так, чтобы в будущем она его остерегалась. Но все материнские предостережения не смогли изменить ее доброе мнение о монахе. Она все еще чувствовала, что его дружба и общество были обязательными условиями ее счастья. На его прегрешения она смотрела пристрастным взглядом и не могла поверить, что он и правда замышлял погубить ее. Однако Эльвира прямо приказала ей прервать с ним всякое знакомство, а она слишком почитала покойную мать, чтобы ее ослушаться.
