В ящике бюро в спальне, в которой вместе жили Нина и Роза Такер, всегда лежал номер "Лос-Анджелес пост", вся первая полоса которого была посвящена трагедии рейса 353. Эта газета служила Розе постоянным напоминанием о жестокости и решительности ее врагов. Однажды в июле, через одиннадцать месяцев после катастрофы, Роза застала девочку сидящей на кровати с газетой в руках. Газета была открыта на развороте с фотографиями. ЦЦИ-21/21 прикасалась пальцами к фотографии Нины Карпентер, которая подарила ей "Принцев и свиней", и… улыбалась.
Роза осторожно села рядом с ней и спросила, не грустно ли ей вспоминать о своей погибшей подруге.
Девочка отрицательно покачала головой и, взяв Розу за руку, заставила ее притронуться пальцами к снимку. И как только ее пальцы коснулись шершавой газетной бумаги. Роза неожиданно оказалась посреди голубого сияния, удивительно похожего на гиацинтовый пузырь-убежище, в который она была перенесена за мгновение до гибели самолета.
Но только похожего.
Ощущения Розы были совсем другими. Она чувствовала тепло, движение, жизнь.
Ясновидящие и экстрасенсы утверждают, что в некоторых случаях они способны почувствовать остаточную психическую энергию людей на предметах, которыми те когда-то пользовались или к которым только прикасались. Иногда они даже помогают полиции в розысках убийцы, исследуя одежду, которая была на жертве в момент совершения преступления. Энергия, которую излучала фотография в "Пост", была почти такой же по своей природе, но иной по происхождению. Она не была оставлена, а сознательно наполнила ее.
Роза чувствовала себя так, словно она погрузилась в голубой океан, полный пловцов, которых она не могла видеть, но зато она могла чувствовать, как они простывают мимо, как плещутся и резвятся в ослепительных волнах. Неожиданно одно из этих существ проскользнуло как будто сквозь нее, задержалось на краткое мгновение, и Роза узнала Нину Карпентер – девочку с задорной и доброй улыбкой, щедрую и беззаботную дарительницу, которая не исчезла, не умерла, а переселилась в счастливый и безопасный мир где-то рядом с нашим, начинающийся за завесой этой странной голубизны, которая сама по себе не была местом или миром, а лишь проницаемой границей, дверью между различными фазами бытия.
Роза была тронута до глубины души. На нее эта демонстрация подействовала едва ли не сильнее, чем знание о послежизни, к которому она прикоснулась еще в приюте, в крошечной комнатке ЦЦИ-21/21. Отняв руку от фотографии Нины Карпентер, Роза долго сидела молча, потом обняла свою собственную Нину и, крепко прижав ее к груди, стала ласково и нежно покачивать ее. Говорить она все равно не могла, да слова были и ни к чему. Все, что могло быть сказано, она чувствовала и так.
Убедившись, что удивительные способности девочки снова вернулись к ней, Роза стала раздумывать, как быть дальше. Вечно скрываться от ищеек было невозможно, да и дело, которое она начала, необходимо было довести до конца. Снова обратиться к Лизе Пеккатоне Роза не могла. Правда, она не верила, что подруга сознательно предала ее, однако информация о том, каким рейсом Роза и Нина летят в Лос-Анджелес, могла попасть к руководителям "Проекта-99" именно через Лизу – через "Пост" и через владельца газеты Гортона Неллора. Нынешний их статус "жертв катастрофы" вполне устраивал Розу Такер. Пока враги считали ее и девочку мертвыми, она могла воспользоваться этим и начать действовать, не привлекая к себе ничьего внимания.
Для начала Роза попросила Нину поделиться своим знанием вечной истины с друзьями, которые укрывали их от преследователей на протяжении всех этих одиннадцати месяцев, пока она была слаба и беззащитна. После этого Роза собиралась связаться со всеми родственниками погибших во время катастрофы, одарить их пониманием бессмертия и вывести в голубое пространство, где они могли бы пообщаться со своими любимыми и родными, пребывающими в вечности. Роза рассчитывала, что если им повезет, то они с Ниной успеют распространить ее знание достаточно широко, и, когда их в конце концов обнаружат, руководители "Проекта" уже не осмелятся на радикальные меры.
Роза собиралась начать с Джо Карпентера, но не сумела его найти. Даже его коллеги из "Пост" не знали ни где он теперь живет, ни что с ним стало. Дом в Студио-Сити он продал и переехал на новое место жительства. Его телефон не был зарегистрирован в справочнике. По мнению людей, близко знавших Джо Карпентера, он был человеком конченым, и Роза догадалась, что отец Нины спрятался ото всех, чтобы умереть в одиночестве.
Роза поняла, что ей придется начать свою работу с кого-то другого.
"Пост" опубликовала портреты далеко не всех погибших. Даже среди жителей Южной Калифорнии было немало таких, чьи фотографии так и не попали на страницы газеты, и Роза не могла придумать быстрого и безопасного способа эти фотографии добыть. В конце концов она решила вовсе не пользоваться портретами. По опубликованным в газетах траурным сообщениям она разыскала места захоронений всех калифорнийцев и сама стала делать снимки надгробных памятников. Ей казалось только уместным, что на напитанных запредельной энергией фотографиях будут изображены эти мрачные памятники из гранита, мрамора и бронзы, доселе символизировавшие собой конец всего, и что именно надгробия послужат для отчаявшихся людей ключами к двери, открыв которую, они узнают, что Смерть вовсе не так могущественна и страшна и что за этой переходной фазой сама Смерть умирает и начинается новая жизнь.
* * *
Они поднялись уже довольно высоко, почти к самым вершинам обветренных гор, но до Бигбера оставалось еще около двух десятков миль. Посеребренные луной пихты и лиственницы продолжали тревожно и предостерегающе размахивать мохнатыми лапами, засыпая шоссе миллионами высохших иголок и тысячами сорванных ураганом шишек, и Джо приходилось напрягать слух, чтобы за их стуком и за ревом мотора расслышать голос Розы Такер, который звучал все тише, все слабее.
– Возьми меня за руку, – неожиданно попросила она, и Джо вздрогнул от удивления и страха. Он не смел повернуться и посмотреть на нее, он не мог и не хотел этого делать. Он боялся даже искоса, украдкой бросить взгляд в ее сторону, потому что им внезапно овладело детское суеверное чувство, которое твердило ему, что с Розой все будет хорошо до тех пор, пока он своими глазами не увидит ее плачевного состояния, угаданного им по голосу.
И все же он повернулся и посмотрел. Роза сидела, обмякнув, навалившись боком на дверцу и прислонясь затылком к стеклу окна. Она показалась ему такой же маленькой, какой, наверное, ей самой казалась Нина во время бегства по дорогам Виргинии, но даже в слабом свете приборной панели Джо увидел, что ее большие и выразительные темные глаза снова стали такими же властными, какими они были во время их первой встречи на кладбище, и в то же время исполненными сострадания и доброты. Вместе с тем в них прыгали искры какой-то странной радости, которая напугала Джо сильнее, чем могла бы испугать тень смерти.
Когда он заговорил, его голос дрожал гораздо сильнее, чем ее.
– Держись. Уже недалеко.
– Слишком далеко… – прошептала она. – Возьми меня за руку, Джо.
