– Но боль… – Джо не договорил. Он никак не мог заставить себя сказать, что боль, которую испытывала Нора Ваданс, должна была быть совершенно непереносимой.
– Она не кричала, – настаивала Кларисса.
– Но даже невольно она не могла не…
– Мама все проделала молча.
– А микрофон? – едва не закричал Джо. – Она подключила микрофон?
– Микрофон работал, – подтвердил Боб. – У этой модели видеокамер довольно мощный встроенный, всенаправленный микрофон.
– На пленке, – сказала Кларисса, – слышны всякие звуки. Скрип кресла, в котором она сидела, пение птиц, лай собак где-то вдали. Но мама так ни разу и не вскрикнула.
* * *
Выходя из дверей и спускаясь с крыльца, Джо внимательно вглядывался в темноту, боясь обнаружить поблизости уже знакомый ему белый фургон или какое-нибудь другое подозрительное транспортное средство, припаркованное на улице перед домом Вадансов, но, насколько он мог видеть, ничего угрожающего поблизости не было. Теплая ночь была великолепна, с запада дул легкий прохладный бриз, несущий с собой ароматы цветов жасмина, а из дома по соседству доносилась негромкая музыка, и Джо узнаюл фрагменты бетховенской сюиты.
Боб и Кларисса вышли вслед за ним на крыльцо, и Джо спросил:
– Скажите, когда полиция нашла Нору, была ли при ней фотография могилы?
– Нет, – ответил Боб. – Фотография стояла на кухонном столе. Что бы она для нее ни значила, в последний путь мама отправилась без этого снимка.
– Мы нашли ее на кухонном столе, когда приехали из Сан-Диего, – уточнила Кларисса. – Фотография стояла рядом с недоеденным завтраком.
– Она позавтракала? – удивился Джо.
– Я понимаю, о чем вы думаете, – сокрушенно покачала головой Кларисса. – Зачем возиться с завтраком, если твердо решил уйти из жизни? На самом деле, Джо, все это еще более непонятно, чем кажется на первый взгляд. На завтрак мама приготовила себе омлет с сыром, зеленым луком и ветчиной, а рядом стоял стакан с апельсиновым соком, который она выжала из свежего плода. И она наполовину съела все это. Можно было подумать, что на нее что-то нашло прямо во время завтрака, она выскочила из-за стола и побежала искать видеокамеру.
– Судя по вашему описанию, ваша мама пребывала либо в глубокой подавленности, либо… в какого-либо рода сумеречном состоянии. В любом случае ей наверняка было не до приготовления таких блюд, которые требуют не столько труда, сколько сосредоточенности, – согласился Джо.
– А еще, – сказала Кларисса, – рядом с тарелкой лежал раскрытый номер "Лос-Анджелес таймс"…
– Мама просматривала комиксы, – закончил Боб.
Некоторое время все трое молчали, обдумывая то, что никак не укладывалось в голове. Потом Боб проговорил устало:
– Теперь, надеюсь, вы понимаете, что я имел в виду, когда говорил, что у нас у самих достаточно много вопросов, на которые мы хотели бы знать ответы.
Кларисса ничего не сказала. Вместо этого она вдруг спустилась с последней ступеньки крыльца и, обняв Джо за плечи, крепко прижала его к себе, словно они были давними друзьями или близкими родственниками.
– Надеюсь, что эта Роза – действительно хорошая женщина, как вы думаете, – негромко шепнула она. – Надеюсь, вы отыщете ее, и, что бы она вам ни сказала, я желаю, чтобы это помогло вам в конце концов обрести покой.
Джо, тронутый до глубины души, тоже обнял ее.
– Спасибо, Кларисса, – сказал он.
Боб записал на вырванном из блокнота листке свой адрес и телефон в Мирамаре и протянул сложенную бумагу Джо.
– Если у вас возникнут новые вопросы… или вы узнаете что-то такое, что поможет нам разобраться во всем этом, – позвоните.
Мужчины пожали друг другу руки, потом по-братски обнялись.
– Куда вы сейчас, Джо? – печально спросила Кларисса.
Джо бросил взгляд на светящийся циферблат наручных часов.
– Сейчас только начало десятого, – сказал он. – Я хотел бы попробовать повидаться еще с кем-нибудь из родственников.
– Будьте осторожны, – заботливо предупредила Кларисса.
– Хорошо.
– Здесь что-то не так, Джо. Что-то нечисто.
– Я знаю.
Когда Джо завел мотор и отъехал. Боб и Кларисса все еще стояли у дверей и смотрели ему вслед.
Несмотря на то что Джо выпил почти полтора стакана крепкого коктейля, "Семь на семь" не оказал на него никакого действия. Он так и не увидел ни одного портрета Норы Ваданс, но образ женщины без лица, сидящей в садовом кресле с ножом в животе, вставал перед ним настолько отчетливо, что его, пожалуй, не пробрала бы и вдвое большая доза спиртного.
Большой город, раскинувшийся вдоль побережья, мерцал в ночной темноте, словно колония плесневых грибков, и над ним – точь-в-точь как облако разлетающихся спор – вставало грязно-желтое зарево света. Сквозь это нечистое облако проглядывало всего несколько звезд: холодных, равнодушных, недосягаемых.
Всего минуту назад ночь казалась ему великолепной, и в ней не было ничего страшного; теперь же она грозно нависла над самой его головой, готовая раздавить его своей тяжестью, и Джо поймал себя на том, что все чаще и чаще поглядывает в зеркало заднего вида.
– 8 -
Огромная усадьба в георгианском стиле, в которой жили Чарльз и Джорджина Дельман, находилась в Хенкок-парке и занимала участок площадью в добрых пол-акра. Пара величественных магнолий охраняла вход на ведущую к крыльцу дорожку, вдоль которой тянулись можжевеловые живые изгороди классической прямоугольной формы. Несмотря на их малую высоту – всего по колено, – изгороди казались такими ухоженными и были так аккуратно подстрижены, словно над ними только недавно потрудилась целая армия садовников, вооруженных прививочными ножами и электрическими ножницами. И изгороди, и очертания дома, и сама планировка сада, тяготеющая к прямым углам, выдавали приверженность хозяев к порядку и их глубокую веру в победу человека над иррациональным буйством природы.
Джо уже знал, что Дельманы были врачами. Чарльз Дельман, терапевт широкого профиля, специализировался в кардиологии, а миссис Дельман практиковала одновременно и как терапевт, и как офтальмолог. Оба были довольно известны не только как врачи, но и как благотворители, поскольку в дополнение к обычной медицинской практике супруги Дельман основали и курировали две бесплатные клиники для детей Саут-Сентрал и Восточного района Лос-Анджелеса.
Колорадская трагедия лишила пожилых супругов их единственной восемнадцатилетней дочери Анжелы, которая возвращалась домой после полуторамесячного художественного семинара при Нью-Йоркском университете, где она готовилась к поступлению в школу изящных искусств в Сан-Франциско. Насколько было известно Джо, юная Анжела Дельман работала в основном акварелью и подавала большие надежды. Дверь ему открыла Джорджина Дельман. Джо сразу узнал ее, потому что ее фотография была опубликована "Пост" в одной из статей, посвященных катастрофе. Миссис Дельман была высокой и статной женщиной лет сорока восьми с гладкой, смуглой кожей, матово блестевшей даже в темноте, с шапкой вьющихся темных, почти не тронутых сединой волос и темно-лиловыми с поволокой глазами округлой формы. Буйная, дикая красота этой женщины так явно бросалась в глаза, что она сама, должно быть, понимала это и пыталась сгладить впечатление при помощи строгих очков в тонкой металлической оправе, которые она носила вместо контактных линз, полного отказа от косметики, невыразительных серых брюк и заправленной в них белой мужской рубашки.
