Сначала Джо собирался дождаться прибытия пожарных или полиции, но вовремя сообразил, что вряд ли сумеет достаточно убедительно и внятно рассказать представителям властей о том, что произошло в доме за какие-нибудь пять-шесть ужасных минут. События, в которых он принимал непосредственное участие, – начиная с выстрела в себя Чарльза Дельмана и заканчивая моментом, когда Лиза подожгла свое облитое маслом платье, – самому Джо казались не то горячечным бредом, не то продолжительной галлюцинацией, в даже теперь, когда все было более или менее позади, он не мог воспринимать случившееся иначе, чем просто новые эпизоды кошмарного сна, в который превратилась его жизнь. А ведь ему предстояло убедить полицейских в том, что это было на самом деле!
Пожар, несомненно, уничтожит все следы и улики, подтверждающие самоубийство, но Джо знал, что полиция в любом случае задержит его для допроса. Сначала как свидетеля, а потом – как подозреваемого в совершении тройного убийства. И копов нельзя будет обвинить ни в тупости, ни в предвзятости, поскольку перед ними предстанет в высшей степени подозрительный субъект с явными признаками начинающегося психического расстройства. Да и что еще они могут подумать о человеке с больным, отсутствующим взглядом, о безработном, живущем в обшарпанной однокомнатной конуре над гаражом и прячущем в багажнике машины конверт с двадцатью тысячами долларов? Да ничего. При любом раскладе обстоятельства и его психологическое состояние не позволили бы копам поверить в его историю, даже если бы она нисколько не выходила за рамки здравого смысла.
И прежде чем Джо сумеет доказать свою невиновность, люди из "Текнолоджик" доберутся до него. Они уже пытались пристрелить его только потому, что подозревали, что Роза Такер сказала ему нечто такое, чего ему ни в коем случае не полагалось знать, а сейчас он знал гораздо больше (правда,
Джо пока не имел никакого понятия о том, что же ему с этим знанием делать). Учитывая бесспорные связи упомянутой корпорации с высшим эшелоном правительственных и военных кругов, Джо мог без труда предсказать свою дальнейшую судьбу. Скорее всего для производства предварительного следствия он попадет в тюрьму, а там его "случайно" убьют во время тщательно спланированной ссоры с другими заключенными, которым будет щедро заплачено за его смерть. Даже если он переживет тюрьму, то после освобождения ничто не помешает врагам Джо Карпентера выследить его и ликвидировать при первой же подходящей возможности.
Напрягая волю, чтобы снова не побежать и не привлечь к себе внимания, Джо пересек улицу и подошел к стоящей у обочины "Хонде".
Стекла в кухне Дельманов со звоном лопнули, и пронзительный, захлебывающийся визг пожарной сигнализации стал гораздо слышнее. Оглянувшись на звук, Джо увидел рвущееся из-за дома пламя. Ламповое масло оказалось почти таким же эффективным, как бензин, и в прихожей, хорошо видимой через распахнутую входную дверь, которую Джо, убегая, оставил открытой, уже появились первые яркие язычки пламени, жадно лизавшие стены и мебель.
Джо сел в машину и плотно захлопнул дверцу.
Правая рука его была в крови, но Джо знал, что это не его кровь.
Тем не менее он вздрогнул и, открыв консоль между сиденьями, выхватил оттуда несколько гигиенических салфеток и принялся с яростью вытирать руку. Использованные салфетки Джо убрал в испачканный маслом пакет из-под чизбургеров.
"Улика", – подумал он, хотя и не чувствовал себя виноватым; во всяком случае, никакого преступления он не совершал. Впрочем, разве можно сказать наверняка, если весь мир встал с ног на голову? Ложь выдавала себя за правду, правда обратилась в ложь, факты были похожи на выдумку, невозможное стало возможным, а невинность означала вину.
Порывшись в кармане, Джо выудил оттуда ключи зажигания и завел двигатель
Сквозь разбитое стекло задней дверцы он слышал теперь не только многоголосый визг пожарной сигнализации, включившейся теперь по всему дому, но и испуганные возгласы соседей, тревожно перекликавшихся в ночи.
Полагаясь на то, что все их внимание будет привлечено пожаром и что никто из них не заметит его машины, Джо включил фары и съехал с обочины на проезжую часть.
Старинный особняк в георгианском стиле напоминают теперь не то мрачную обитель огнедышащих драконов, переползающих из комнаты в комнату и выпускающих из смрадных пастей струи коптящего пламени, не то погребальный костер, а раздавшиеся вдали пожарные и полицейские сирены звучали словно как голоса безутешных духов.
Джо дал газ и растворился в ночи. Со всех сторон его окружал незнакомый и враждебный мир, нисколько не напоминавший то светлое и счастливое место, в котором он родился и прожил больше тридцати лет.
Часть третья
НУЛЕВАЯ ТОЧКА
– 9 -
Пламя августовских костров, такое же желтое, как свет выдолбленных из тыкв светильников в канун Дня Всех Святых, но вовсе не спокойное, ровное, а буйное, непостоянное, живое, рвущееся к небу из выкопанных в песке очагов, могло даже сошедшего с небес святого сделать похожим на участника языческой оргии.
На участке побережья, на котором разрешалось жечь костры, их горело никак не меньше десяти. Возле одних чинно сидели большие семьи, возле других толпились и галдели шумные, непоседливые подростки, возле третьих серьезные студенты колледжей обсуждали мировые проблемы.
Джо медленно шел вдоль берега, пробираясь между кострами. Этот участок пляжа нравился ему больше других, и именно сюда он чаще всего приезжал, когда ему необходимо было посидеть и успокоиться, но обычно Джо старался не приближаться к кострам.
Он только что миновал одно шумное сборище, где босые парочки танцевали вокруг огня под старые мелодии "Бич Бойз", и приближался к другому костру, возле которого дюжины полторы подростков, как зачарованные, слушали коренастого и крепкого мужчину с гривой длинных, светлых, как будто седых, волос, который, умело пользуясь своим звучным и сильным голосом, рассказывал захватывающую историю о призраках и духах.
События сегодняшнего дня настолько изменили Джо внутренне, что теперь он воспринимал окружающий мир так, словно смотрел на него сквозь волшебные очки, выигранные им в пустячной лотерее у участников таинственного ночного карнавала, кочующих с одной темной аллеи на другую под негромкий шепот обутых в мягкую резину похоронных дрог и предлагающих всем встречным очки, обладающие способностью не просто приближать или отдалять окружающий мир, а открывать в нем новые, неведомые измерения и загадочные глубины – темные, холодные, внушающие одновременно и страх, и благоговейный трепет.
Танцоры у костра, который Джо только что прошел, были одеты только в купальные костюмы, и, когда они взмахивали руками, как крыльями, или хватали пальцами воздух, когда раскачивались из стороны в сторону, трясли бедрами и плечами, отблески огня играли на их гладкой молодой коже, делая ее бронзово-золотистой. Их беззаботные и радостные восклицания все еще достигали его слуха, и Джо неожиданно подумал о том, как странно, в сущности, устроен мир. С одной стороны, каждый человек на берегу – и вообще на Земле, – несомненно, был личностью или, вернее сказать, индивидуальностью, но одновременно каждый оставался марионеткой, управляемой невидимым мастером-кукловодом, который, дергая за тонкие невидимые нити, вынуждал их поднимать свои изящные ручки в ритуальных жестах радости. Это он, скрываясь в недосягаемой вышине, заставляет весело подмигивать стеклянные глаза; это он растягивает деревянные губы в улыбках, поразительно похожих на настоящие; это его голосом – голосом непревзойденного чревовещателя – люди то смеются, то плачут, то выкрикивают проклятья. Но самое страшное, что все это делается с единственной целью – обмануть Джо и заставить его поверить, будто он живет в гостеприимном и уютном мире, достойном всяческого восхищения.
