– Больная лошадь имеет для Джеффа огромное значение, – сказал он. – И для вас тоже, потому что она так много значит для него. Как же так, Мерси?..
Взяв из кастрюли еще один кусок теста, быстро превратившийся под ее ловкими руками в бледную, как зимняя луна, крошечную планету, Мерси улыбнулась его словам, словно он был неразумным ребенком.
– Если бы я знала ответ, Джо, то я была бы не Мерси Илинг, а была бы я самим Господом Богом. Но, поверьте, если бы кто и предложил мне эту должность, я бы отказалась.
– Почему? – поинтересовался Джо.
– Да потому что Богу бывает еще грустнее, чем нам, особенно когда Он смотрит на нас, на детей своих неразумных. Он-то знает, на что мы способны, но что Он видит? Он видит, как мы тратим себя на пустяки, видит, как мы жестоки друг к другу, видит нашу ложь, ненависть, зависть, жадность и сребролюбие. Мы видим только те мерзости, которые творятся с нами и вокруг нас, но Он-то видит все сразу. И поверьте, Джо, оттуда, откуда Он взирает на нас, открывается очень печальная картина!
Она положила маленький шарик на противень и, прижав его пальцем, украсила сверху крупной изюминкой, а Джо вдруг подумал, какое это удовольствие для будущего печенья: ждать пока тебя поджарят и съедят, чтобы и ты мог поднять кому-то настроение.
* * *
Многоместный "Чероки" ветеринара, с задним откидным бортом, все еще стоял на подъездной дорожке перед "Эксплорером" Барбары. На заднем сиденье машины врача лежала поджарая веймарская гончая. Услышав, как Джо и Барбара хлопнули дверцами, пес приподнял благородную, серебристо-серую голову и пристально поглядел на них сквозь заднее стекло джипа.
К тому времени, когда Барбара вставила в замок ключ зажигания и запустила мотор, влажный воздух в салоне уже успел пропитаться запахами их промокшей одежды и хрустящих бисквитов с арахисовым маслом, а остывшее лобовое стекло почти сразу запотело от их дыхания.
– Если это Нина, твоя Нина, – сказала Барбара, дожидаясь, пока двигатель прогреется и обдует стекло горячим воздухом, – тогда где же она была весь этот год?
– С Розой Такер.
– Тогда почему Роза не сообщила тебе, что твоя дочь жива? К чему такая жестокость?
– Это не жестокость. Вы сами ответили на этот вопрос, когда мы разговаривали на заднем крыльце.
– Почему-то мне кажется, Джо, что ты прислушиваешься ко мне только тогда, когда это совпадает с твоими желаниями.
– Я думаю, – медленно сказал Джо, – что теперь, поскольку Нина спаслась вместе с Розой Такер – спаслась благодаря Розе Такер, – ее враги не прочь заполучить и Нину тоже. Если бы она отослала девочку ко мне, Нина тоже стала бы объектом охоты. С Розой она в большей безопасности.
Жемчужно-серая пленка конденсата медленно отступала к краям ветрового стекла, и Барбара включила "дворники".
Гончая ветеринара, не вставая со своей мягкой лежанки на заднем сиденье, продолжала внимательно наблюдать за ними из джипа. Время от времени глаза собаки вспыхивали янтарно-желтым огнем.
– Роза продолжает оберегать ее от преследователей, – повторит Джо. – Вот почему я должен узнать о рейсе 353 абсолютно все, чтобы предать гласности обстоятельства его гибели. Когда все откроется и те подонки, которые это организовали, окажутся на пути в тюрьму или в газовую камеру, тогда Розе Такер больше ничего не будет угрожать и Нина… вернется ко мне.
– Если это твоя Нина, – напомнила ему Барбара.
– Если это она, – согласятся Джо.
Провожаемые подозрительным взглядом собаки, они развернулись в конце подъездной дорожки, обогнув клумбу синих и лиловых дельфиниумов, и медленно двинулись к выезду с ранчо.
– Может быть, стоило попросить Мерси, чтобы она помогла нам найти дом в Пуэбло, где она высадила Розу Такер и девочку? – спросила Барбара.
– Бесполезно, – отозвался Джо. – Я почти уверен, что там мы ничего не узнаем. Роза даже не входила в этот дом. Как только Мерси отъехала, она тут же направилась в противоположную сторону. Думаю, Роза воспользовалась любезностью Мерси, чтобы добраться до ближайшего достаточно крупного городка, где она могла бы, не привлекая к себе внимания, сесть на поезд или арендовать машину. Возможно, Роза даже позвонила в Лос-Анджелес своим друзьям, которым она могла доверять. Кстати, сколько человек живет в Пуэбло?
– Откуда я знаю? Тысяч сто.
– Ну что ж, это достаточно большой город. Главное, из него можно выбраться сразу несколькими способами. Возможно, они даже рискнули снова воспользоваться самолетом.
Проезжая мимо конюшен, Джо увидел трех мужчин в черных дождевиках с надвинутыми капюшонами, которые как раз выходили из стойла. Это были Джефф Илинг, Нед и ветеринар. Обе створки голландской двери они оставили открытыми, но никакая лошадь не вышла из бокса следом за ними. Все трое сильно сутулились и наклоняли головы, словно монахи на молитве, однако не нужно было быть ясновидящим, чтобы догадаться, что дождь здесь ни при чем. Тяжесть поражения – вот что пригибало их к земле.
Джо хорошо представлял себе, что за этим последует. Ветеринар, а может быть, сам Джефф Илинг позвонит на живодерню и попросит забрать свою любимую кобылу, чтобы там ее "оприходовали" в соответствии с существующим порядком, а сегодняшний день станет еще одним летним днем в истории ранчо "Мелочи жизни", который его обитатели никогда не смогут забыть. Впрочем, Джо искренне верил, что ни годы, ни тяжелый труд и отсутствие детей не смогли заставить Джеффа и Мерси отдалиться друг от друга, и был уверен, что сегодня вечером они снова будут искать друг у друга утешения и поддержки.
Тучи оставались все такими же угрюмыми и плотными, и темнота даже не думала рассеиваться. Перед тем как вырулить на шоссе, Барбара включила фары и их серебристые лучи пронзили дождливый мрак, словно блестящие фленшерные ножи.
* * *
Лужи на игровой площадке, возле которой Джо оставил свой "Форд", образовали уже целую систему неглубоких озер, которые, наполняясь, сливались друг с другом, постепенно завоевывая все большее пространство. В промытом сером свете, поднимавшемся от рябившей под дождем воды, качающиеся брусья, кольца и качели казались Джо совсем не похожими на гимнастические снаряды, а напоминали некий новый Стоунхендж – капище Нового Века, еще более мрачное и загадочное, чем сложенные из многотонных каменных плит доисторические дольмены равнины Солсбери.
Но, куда бы он ни посмотрел, окружающий мир казался ему совсем не таким, в каком Джо прожил всю свою жизнь. Перемены начались вчера, в тот самый день, когда он отправился на кладбище, и с тех пор все окружающее продолжало меняться со все возрастающей скоростью, как будто Земля, жившая по эйнштейновским законам, вдруг столкнулась с другой вселенной, где все законы, управляющие поведением энергии и материи, были совершенно иными, способными поставить в тупик самых талантливых математиков и физиков.
Джо не мог не признать, что новая, окружившая его реальность была гораздо прекрасней той, которую она сменила, но вместе с тем она внушала ему почти мистический страх. Он знал, что перемена эта была по большей части субъективной, однако это вовсе не значило, что он мог по своему желанию отменить ее или заставить события повернуть вспять. Теперь – особенно после того, как он на собственном опыте убедился, что под самой гладкой, самой плоской поверхностью может скрываться таинственная, никем не измеренная пропасть, – Джо был уверен только в одном: ничто из того, что предшествует смерти, не может быть скучным и простым.
