7 глава
Эден Аддингтон обожал прогулки пешком, еще больше – пробежки до колотья в обоих боках, но бегать «юному джентльмену», как величали его в школе для мальчиков, позволительно лишь во время спортивной игры. Да и то умудрившись не растрепать идеальной прически...
У Эдена с этим были проблемы: его волосы, непокорные правилам, как и нрав (в этом он видел влияние старшей сестры), лежать волосок к волоску не желали и подчас странно вздыбливались самым удивительным образом. Строгий директор ни раз и ни два отчитывал «мальчика» за неопрятность...
Впрочем, это самое обращение «мальчик» казалось Эдену оскорбительным – он давно не ребенок! – и потому взбунтоваться хотя бы неопрятной прической было даже приятно. В остальном он был даже покладистым и сносил школу кротко, как сносят любое необходимое зло...
Если бы только не этот отвратительный воротничок!
Он рванул верхнюю пуговицу рубашки и зашагал по дороге счастливее, чем был секундою раньше. Их экипаж с Томасом на облучке успел скрыться в воротах Раглана, а он все шагал и шагал, вдыхая воздух, насыщенный морем, и радуясь, что вернулся домой. Пусть даже на время... Он увидит родителей, Кэтрин и крошку Мари, младшую Аддингтон, а еще будет странно не застать на кухне Альвину... Старая травница умерла прошлой осенью. Эден по ней горевал, как по родной, вот и сейчас сердце сжалось от горького чувства. Кто там теперь управляется вместо нее? Да и может ли быть этот кто-то «вместо нее»? Казалось кощунством даже представить, что святое святых старой служанки отдано в вотчину новому человеку.
Эден в принципе не понимал, как Альвина могла умереть: ведьмы бессмертны, считал он долгие годы... а потом повзрослел, стоя над могилой служанки с заплаканными глазами. Мама тоже по ней убивалась, он слышал, как она сказала отцу: «Не представляю, как мы станем жить без нее. Альвина долгие годы была как бы сердцем Раглана!» И отец молча кивнул: у него, понял Эден, стиснуло горло.
Кэтрин, его любимая Кэтрин, тогда весь день просидела в пещере у моря, и он знал, что она тоже горюет, пусть и стыдится выказать чувства. Слезы казались ей стыдными, как прогулка без панталон, и она их копила в себе, как алчные люди копят богатство, но Эден не был уверен, что такое сомнительное богатство, как невыплеснутые эмоции, может кого-нибудь сделать счастливее. Он надеялся, Кэтрин однажды это поймет и станет счастливой, как всегда и хотела...
В этот момент порыв ветра прошелся над пустошью, как бы пригладил нежной рукой кудри папоротников и непокорные волосы пешехода. Эден вскинул обе руки и закричал, приветствуя эту скромную ласку... Он любил этот замок, эту долину, и целое море взъерошенных папоротников с одной стороны и настоящее море – с другой! В этом месте была вся его жизнь.
– Мастер Эден! – первой встретила его Джейн, мамина камеристка. Обняла, словно сына, и даже, кажется, прослезилась. – Как же я рада вас видеть! Вы изменились. Стали как будто бы краше!
У Эдена вспыхнули щеки: такие комплименты мужчинам не делают.
– Ну чего ты смущаешь парнишку, – заступился за него Томас, поглаживая кобылу. – Видишь же, мастер Эден стал совсем взрослым! Раздался в плечах... и глядит уже как-то иначе. Что с вами там делают, в этих школах для мальчиков? – улыбнулся, задавая вопрос. – Наверное, чем-то особенным кормят...
– Это вряд ли, стряпню Альвины ничто не заменит! – откликнулся Эден и замолчал, поняв, что сказал.
Все трое разом притихли, и Джейн первой произнесла:
– Теперь ТАМ другая, некая миссис Бут с дочерью. Странная, я скажу вам, особа, скрытная!
– Ты так говоришь лишь потому, что она не болтает по пустякам, да не пускает никого к себе в душу, – возразил ей супруг. – А так готовит она хорошо, мистер Аддингтон высоко оценил ее каул. Помнишь, что он сказал? – И сам же ответил: – «Передайте кухарке, что ее мясной каул приготовлен просто прекрасно».
– Он сказал это из вежливости, – возразила жена.
– Вовсе нет, каул был, действительно, превосходен. Ты сама так сказала, а теперь упираешься, и упираешься лишь потому, что невзлюбила кухарку!
Миссис Флинн взмахнула руками, оскорбленная в лучших чувствах.
– И с чего бы мне делать такое?! – взвилась она. – Мы просто с ней не друзья, вот и все.
Ее супруг вскинул брови, тем самым лишь подтверждая, что супруга лишь подтвердила его собственные слова.
Эден, желая прекратить перепалку, спросил:
– А родители дома?
Джейн, тут же переключившись с супруга на молодого хозяина, изобразила лицом сожаление.
– Ах нет, им пришлось спешно отправиться в Конуэй к мистеру Трелони, тот занемог и просил их приехать. Но вы не волнуйтесь: к ужину они будут. – И указав на белый конверт на подносе в прихожей: – Вот и письмо привезли из пансиона мисс Кэтрин. Тоже дожидается ваших родителей, как и вы!
Эден, поглядев на конверт долгим взглядом, – обычный, непримечательный тонкий конверт, но именно этим вызывающий беспокойство, – снова спросил:
– Значит, Кэтрин еще не приехала?
– Боюсь, нет. Но мы ждем ее со дня на день!
Рука Эдена потянулась к конверту, как бы сама по себе, помимо его собственной воли. –
– Мастер Эден? – с укоризной сказала служанка.
Но он все равно взял конверт и, покрутив его перед глазами, поднял вверх, как бы желая просветить содержимое.
– Мастер Эден! – настойчивей повторила служанка. – Это письмо для ваших родителей.
– … Из пансиона сестры, – дополнил ее слова молодой человек с явной многозначительностью, и они с миссис Флинн хорошо поняли друг друга. – Как считаешь, что в нем?
– Представления не имею, – категорически припечатала женщина. – Мне положение не позволяет вникать в такие вопросы.
Эден поперхнулся улыбкой, насмешливой, но вполне дружелюбной.
– А что, если Кэтрин учудила какую-то шалость, и миссис Чемберс желает огорчить этим родителей? – произнес он. – Понапишет такого, что расстроит лишний раз маму... Отец тоже, конечно же, огорчится, и наши каникулы будут испорчены. – И Эден состроил такую умоляющую гримаску, что сердце служанки не выдержало.
– Ах, мастер Эден, что вы со мной делаете?! – всплеснула она руками.
И вместе, как по сговоренному, они направились в сторону кухни вытворять непозволительное кощунство: вскрывать письмо, адресованное супругам Аддингтон.
Кухня со смертью Альвины внешне осталось все той же: большой очаг, как бы спрятанный за рабочим столом, медная утварь, развешанная вдоль стен, и пряный аромат трав, смешанный с запахами готовящейся еды. Вот только самой травницы здесь больше не было... Ни ее, ни старика Нолана, умершего пятью годами прежде супруги, – зато была незнакомая женщина в белом фартуке, руководившая царившей здесь суетой. Она и три ее юных помощницы: кто ощипывающий гуся, кто шинкующий вилок белой капусты – все разом замерли, завидев Эдена и камеристку хозяйки, переступивших порог кухни.
