– Вы следили за моей матерью по указке отца, не так ли? – Джексон скрипнул зубами, задавая вопрос.
– Было дело, – не стал отпираться старик. – И началось это сразу после медового месяца. «Следи, с кем общается и кому она пишет», велел мне хозяин, и я не имел права ослушаться. На долгие годы я стал мрачной тенью хозяйки, и не горжусь этим, но что я мог сделать?
– Отказаться.
– И потерять хорошее место? Э нет, ваш отец нашел бы другого, а меня выгнал взашей. Так был ли смысл совестничать? Молчите... Я понимаю, вам матери жаль, – дернул старик головой, – но уж некоторым выпадает судьба хуже прочих, и с этим ничего не поделать. К тому же у нее были вы с мастером Блевином, и любила она вас за четверых. Только в вас, как мне казалось, и находила душевный покой...
– Расскажи, что случилось с отцом, – потребовал Андервуд в нетерпении.
Стелбот перевел на него подернутые дымкой глазницы, словно древний оракул, глядящий в сокрытое от других.
И повторил:
– Все случилось в сентябре семьдесят девятого. В тот день, как обычно, я наведался в комнату госпожи и нашел на ее секретере недописанное письмо. Его содержание удивило меня и встревожило: она написала, что в Уиллоу-холл наведался ее бывший жених, что она с ним говорила и даже назначила встречу в роще за домом... Я знал, что хозяин, узнай только это, сбесится не на шутку, но скрыть правды не мог.
– Желал выслужиться, ясное дело, – не сдержался от комментария Джексон. И тон его был острее ножа...
Но старик был не в том состоянии, чтобы чувствовать боль от подобных уколов. Он лишь слегка изогнул тонкие губы...
– Что, если и так, мастер Джексон? Каждый выживает, как может. Я показал письмо господину, и тот – никогда не забуду, как он переменился в лице! – велел запереть вашу мать в кабинете, а сам, как я понял, отправился встретиться с Джервисом Андервудом в той роще. Меня он с собой не позвал: должно быть, решил, что в таком разговоре свидетели ему не нужны. Я должен был караулить хозяйку... Та умоляла ее отпустить, говорила, что вы с мастером Блевином ждете ее, что Деррек-де совсем обезумел, раз запирает ее, как ребенка, но мы-то знали, что ей просто-напросто не терпелось отправиться в рощу к своему вдруг объявившемуся любовнику. – Стелбот выдержал недолгую паузу, снова потянувшись к стакану, долго не мог нащупать его, но никто из мужчин даже не шелохнулся, чтобы помочь ему в этом. Наконец, он продолжил: – Она угомонилась где-то к полуночи. Я и сам задремал в коридоре на лестнице... И вдруг меня дернули за плечо. Это был мистер Джексон, и он велел направляться за ним... Уже по голосу, которым он со мной говорил, я приготовился к чему-то недоброму, и когда увидел Джарвиса Андервуда, бездыханным, лежащим в луже собственной крови, понял, что интуиция не подвела меня и на этот раз. Хозяин же сказал лишь одно, снизойдя хоть до какого-то объяснения: «Видит бог, он сам напросился. Сметь говорить мне такие слова и все безнаказанно? Это немыслимо». Не задав ни вопроса, я помог Джексону отволочь тело в катакомбы под домом, выкопать яму и схоронить в ней и тело, и прошлое... Вот как все это было, – заключил Стелбот недрогнувшим голосом.
33 глава
Оставаться одной, не у дел, казалось Эвелин Джексон не просто весьма неприятным, даже обидным. Из-за беременности она редко выходила из дома, а уж нынче, когда роды были так близко, и вовсе стала затворницей, и тут на тебе, приключение: полный дом интересных гостей, настоящая тайна, интриги, а еще старые кости в катакомбах под домом – ей же только и остается, что поить гостей чаем и дожидаться вестей.
Когда уже воротятся Джексон и Андервуд?
К дому подкатила карета, и женщина поспешила во двор, полагая, что вернулся кто-то из отбывших: либо муж ее, либо Кэтрин, что отправилась в Конуэй с братом. Однако ни сам экипаж, ни вышедший из него джентльмен не были ей знакомы...
Высокий, седой, в элегантном темно-зеленом костюме, он приветливо, не без смущения ей улыбнулся и как-то враз расположил к себе миссис Джексон одним своим видом.
– Прошу простить мое неожиданное вторжение, уважаемая хозяйка: я поступаю крайне дерзко и неприлично, уж простит меня бог, но так получилось, что я кое-что потерял. Кое-что крайне важное для меня, и если бы вы могли мне помочь...
Эвелин, изнывающей от ожидания, эта внезапная интермедия в лице незнакомого джентльмена показалась даже желанной, к тому же она никогда не была приверженкой строгого этикета.
– Чем я могу вам помочь? – осведомилась она.
И седой джентльмен с жаром откликнулся:
– Всего лишь сказать, не находили ли вы близ вашего дома старую книжицу в красной обложке. Это всего лишь томик стихов, ценный лишь памятью о давно почившей старушке, моей бабушке, к которой я был крайне привязан... – И поспешил объяснить: – Буквально на днях, проезжая этой дорогой, я выронил его по пути... Сам не знаю, как это вышло: возможно, я просто уснул или недоглядел во время краткого перерыва, только книга из экипажа исчезла, и я, страдая крайней сентиментальностью, езжу назад и вперед в поисках бабулиной книги. Мы, старики, все немного безумцы... – И он развел в стороны руки.
Эвелин улыбнулась.
– Вы зря на себя наговариваете, – сказала она. – Привязываться к дорогим сердцу вещам – это так по-человечески. – И обернулась к дворецкому: – Мозли, скажите этому человеку, не находили ли вы около дома какой-либо книги? Томик стихов в красной обложке, если точнее.
Дворецкий с уверенностью покачал головой.
– Нет, миссис Джексон, найдись что-то подобное близ нашего дома, мне бы об этом сразу же доложили.
Эвелин с сожалением поглядела на незнакомого джентльмена.
– Как видите, мы ничего такого не находили. Очень жаль, что не смогли вам помочь!
– Вашей вины в этом нет, – возразил собеседник с улыбкой, – все мои невнимательность и старческая рассеянность. Благодарю за уделенное время! – Джентльмен поднял шляпу, скользнул в экипаж с юношеской ловкостью и, уже отъезжая, махнул рукой в белой перчатке.
На выезде с подъездной дорожки его экипаж разминулся с экипажем Кэтрин и Эдена.
– Кто это был? – спросила девушка, выпорхнув из кареты, и Эвелин пожала плечами.
– Понятия не имею. Мы так и не успели представиться! – И на вскинутые брови Кэтрин добавила: – Пожилой джентльмен потерял старый томик стихов своей бабушки – надеюсь, найдет. Лучше скажите, как прошла ваша поездка! – перевела она разговор на более интересную тему.
И молодые люди поведали ей все сведения о кольце, предоставленные мистером Стенхоупом. А уже после полудня, как раз наравне с возвращением двух джентльменов, – Джексона с Андервудом – Мозли явился с письмом.
– От Патрисии Чемберс, – многозначительно сообщила всем Эвелин, принимая письмо с серебряного подноса. – Должно быть, наш план уже в действии. – Она вскрыла письмо и пробежала строчки глазами, зачитав самое главное: – «Я сказала ему, как мне и велели, что мисс Стаффорд сбежала с прогулки в саду... Что я понятия не имею, как такое случилось, ведь за девочками в моем пансионе совершаются самый строгий надзор. Мистер Стаффорд, чего и следовало ожидать, не сразу поверил в случившееся: решил, что мисс Грейс где-то заснула (в шкафу, как он даже предположил), и я клятвенно битый час уверяла, что пансион был осмотрен тщательным образом сверху донизу – его дочери в его стенах нет. После этого меня обвинили в халатности, недосмотре, и сотне других подобных вещах, но я держалась подобно скале и заявила с явным намеком, что иногда юные леди сбегают по собственной воле, послушавшись голоса сердца. Кто угодно мог вскружить юной Грейс ее буйную голову... И тогда несчастный отец аж побелел. Мне почти стало жаль его, но еще слишком громко звучавшие в голове оскорбления с его стороны не позволили мне снизойти до подобного мягкосердечия: я добила его парочкой слов о возможном скандале, и мистер Стаффорд почти умолял меня придержать язык за зубами. Хотя бы ближайшие дни... О, в этом таланте мне, как известно, нет равных, и я обещала молчать! Он же кинулся прочь так стремительно, словно знал, где искать свою дочь, и спешил поскорее ее воротить. Итак, я сделала все, должна – теперь дело за вами. Не уверена, что с наилучшими, но пожеланиями, ваша Патрисия Чемберс».
