«Надо остановиться! - подумал я. - Немедленно прекратить работу и остановиться. Надо сохранить силы для нашего возвращения. А то этот инстинкт к вечеру загоняет нас с Костей до полусмерти, так, что не шевельнёшь ни рукой, ни ногой… В конце концов пусть этому инстинкту обыкновенные муравьи подчиняются без всякого рассуждения, а мы Е-М-У докажем, что мы с Малининым разумные существа. Докажем!» А как мы ему докажем, если от моего этого самого разума в голове уже почти ничего не осталось! И мыслей никаких, кроме: «Жми! Тащи! Неси! Ворочай!..» И вот я жму, тащу, несу, ворочаю, а сам себе тихонько командую: «Думай, Баранкин! Думай!.. Соображай всё-таки назло этому самому инстинкту! Не подчиняйся ему! Не подчиняйся!..»
И вот тут-то в моей голове при слове «не подчиняйся» вдруг мгновенно созрел план заговора, может быть, единственного в своём роде на всём земном шаре. Я решил против инстинкта поднять самый настоящий бунт и самое настоящее восстание!
Я остановился на бегу с охапкой хвойных иголок! Я поднялся на задние лапы. Я распрямил свою усталую спину. И закричал громко, на все поле боя, как Пётр Первый под Полтавой:
- Малинин! - скомандовал я. - Сбрасывай с себя мусор! Будет!
- «Будет»? Что будет? - спросил Костя совершенно равнодушным голосом.
- Бунт будет! Вот что будет! Заговор!
- Против кого заговор?
- Против И-Н-С-Т-И-Н-К-Т-А! Заговор!..
- А что такое «заговор»? - спросил Малинин.
- Вот тебе раз!
Костя уже начал забывать значение самых обыкновенных человеческих слов. Тогда я быстренько напомнил ему значение слова «заговор» и объяснил ему, что это значит. Костя тупо выслушал меня и спросил тупым голосом:
- А какой заговор?
- Что значит - какой? Обыкновенный!.. То есть не обыкновенный, а смертельный - вот какой! Понимаешь?
- А что значит «смертельный»? - опять задал мне вопрос Костя.
- Смертельный - это значит: мы лучше с тобой умрём, но не подчинимся инстинкту!
- А что такое «не подчинимся»? Как - не подчинимся? - Малинин посмотрел на меня печальными глазами и недоверчиво вздохнул.
- Ну, очень просто! Понимаешь, он, инстинкт, будет нас, меня и тебя, нагружать… Понимаешь, нагружать?
- Нагружать - это я понимаю, - сказал Костя.
- Ну вот! - обрадовался я. - Он, инстинкт, будет нас нагружать и заставлять работать, а мы, я и ты, будем ему не подчиняться… Не подчиняться - понимаешь?..
- А как - не подчиняться?
- А вот так не подчиняться! Вот так! Смотри!
Я взял и сбросил охапку хвойных иголок со спины на землю. Костя Малинин сначала посмотрел на меня, как на ненормального муравья, потом с трудом о чём-то подумал и тихонько опустил на землю берёзовый лист. Потом мы вместе налегке сбежали с муравьиной дорожки в сторону. Инстинкт, конечно, хотел тут же заставить меня поднять иголки, но я ему не подчинился. Костя Малинин стоял на-пружинившись рядом со мной, потом вдруг закружился на месте, как собака, которая хочет поймать себя за свой хвост.
- Чего ты вертишься? - спросил я Малинина.
- Очень хочется вернуться и поднять лист, - прошептал Малинин.
- Не подчиняйся ни за что! Преодолевай!
- Я и так преодолеваю.
- Молодец! - похвалил я Малинина, забираясь под куст травы. - Иди сюда.
Тяжело дыша и преодолевая на каждом шагу сопротивление инстинкта, Костя с трудом приблизился ко мне и вцепился в меня всеми шестью лапами. Я подтянул к себе берёзовый листок и укрылся им с головой, словно одеялом, чтобы нас никто не видел.
- А теперь, - сказал я лихорадочным шёпотом, - а теперь, Малинин, сосредоточься и повторяй за мной…
Ни ночью! Ни днём!
Не хочу! Быть! Муравьём!
Я! Хочу! Навеки!
Быть! Человеком…
Громко всхлипнув, Костя глубоко вздохнул и вместо волшебных слов заклинания сказал:
- Ой, мамочка!..
- Чего ты? - спросил я.
- Меня за ногу кто-то дёргает!..
Я конечно, подумал, что это к Косте опять инстинкт привязался. Приподняв берёзовый лист, выглянул наружу, смотрю - нет, не инстинкт, а какой-то совершенно незнакомый муравей схватил Костю за заднюю лапу и тянет изо всех сил…
СОБЫТИЕ ТРИДЦАТОЕ
Неожиданное спасение от неожиданной угрозы
Я думал, что мне удастся легко отделаться от муравья, но я ошибся. Муравей оказался очень настырным. Он и меня тоже схватил за одну лапу.
Я ему, конечно, пригрозил: «Отцепись! А то хуже будет!», а он все тянет и тянет, потом дёргать начал, потом взял и стянул с нас одеяло, то есть берёзовый лист. Я, конечно, разозлился и вскочил на ноги; старый муравей обстукал нас с Костей с ног до головы усиками, словно доктор, и спрашивает:
- Вы что, заболели?
- Нет, - говорю, - я лично здоров… - А почему же вы лежите?
- А мы отдыхаем!
- А почему вы отдыхаете, когда все работают?
- Потому что сегодня воскресенье, - сказал я.
- Какое воскресенье? - не понял муравей.
- Выходной день, - пояснил я.
- Какой выходной? Почему выходной?..
- Обыкновенный, - сказал я.
Весть о том, что два муравья в самый разгар работы легли спать, сразу же облетела весь муравейник. Это происшествие было, вероятно, настолько небывалым и неслыханным, что на нас собрались посмотреть все муравьи. Одни окружили меня и Костю на полянке плотным кольцом и стали таращить на нас глаза, другие забрались на цветы и траву и разглядывали нас сверху.
- Что такое выходной день? - продолжал допрашивать меня дотошный муравей.
- Выходной день - это такой день, когда никто не работает, - стал объяснять я собравшимся, и чем больше я им объяснял, тем меньше они меня понимали. - В общем, - закончил я своё объяснение, - когда мы жили там, мы в этот день никогда не работали.
- Где это «т-а-м»?
- Там! - Я махнул лапой в сторону большого каменного дома. - Там… Вон в том кирпичном муравейнике, то есть не в муравейнике, а в этом… в человейнике…
Я совсем запутался и замолчал. Из толпы муравьёв послышались голоса:
- Подозрительно! Подозрительно!
- Кто они такие?
