— Позволь мне встретить свой рок, Кадсуане, — произнёс Ранд. — Я смирился со своей смертью. Я приму её, когда придёт час.
— Рада слышать, — ответила она, — и даже на миг не допускай мысли, что я не пожертвую твоей жизнью ради существования этого мира.
— Ты дала это понять с самого начала, — сказал Ранд. — К чему беспокоиться сейчас? Эта битва заберёт мою жизнь. Так и должно быть.
— Ты не должен исходить из предположения, что умрёшь, — ответила Кадсуане. — Даже когда это почти неизбежно, нельзя принимать это как полную предопределённость.
— Илэйн говорила почти то же самое.
— Значит, она хоть раз в жизни сказала что-то умное. Это больше, чем я от неё ожидала.
Ранд не дал себе вспылить в ответ на это, и Кадсуане позволила себе лёгкую улыбку. Ей нравилось, каким он теперь был сдержанным, и поэтому она его провоцировала. Неужели эти испытания никогда не кончатся?
«Не кончатся, — подумал он. — Пока не наступит самое последнее. Самое важное».
Кадсуане остановилась посреди тропы, и он тоже был вынужден остановиться.
— Для меня у тебя тоже есть подарок?
— Я дарю их тем, кто мне небезразличен.
Её улыбка стала ещё шире.
— Наше общение не всегда было гладким, Ранд ал’Тор.
— Можно сказать и так.
— Тем не менее, — продолжила она, воззрившись на него, — я хочу тебе сказать, что довольна. Ты получился что надо.
— Так у меня есть твоё позволение спасти мир?
— Да. — Она поглядела вверх, где бурлили тёмные тучи. В его присутствии они начали расходиться — он не пытался скрыть свой визит или удержать тучи на месте.
— Да, — повторила Кадсуане. — У тебя есть моё позволение. Если только ты не станешь откладывать. Эта тьма растёт.
Как будто в унисон с её словами, земля задрожала. В последнее время это происходило всё чаще и чаще. Весь лагерь содрогнулся, и многие, едва удержавшись на ногах, насторожились.
— Там будут Отрёкшиеся, — сказал Ранд. — После того, как я войду. Кому-то придётся взять их на себя. Я собираюсь попросить Авиенду возглавить оборону против них. Ей пригодится твоя помощь.
Кадсуане кивнула.
— Я сделаю, что могу.
— Возьми Аливию, — сказал Ранд. — Она сильна, но я опасаюсь отправлять её с остальными. Она не осознаёт как следует пределов своих возможностей.
Кадсуане опять кивнула, и, увидев её взгляд, Ранд задумался, не собиралась ли она и так это сделать.
— А Чёрная Башня?
Ранд стиснул зубы. Чёрная Башня была западнёй. Он точно знал, что это ловушка. Таим хотел заманить Ранда в место, откуда невозможно сбежать через врата.
— Я отправил на помощь Перрина.
— А как же твоё намерение идти самому?
«Я должен им помочь. Каким-то образом. Я позволил Таиму собрать их там. Я не могу взять и оставить их ему…»
— Ты всё ещё не уверен, — раздосадовано произнесла Кадсуане. — Ты бы рискнул собой и подверг нас всех опасности, шагнув в западню.
— Я…
— Они свободны. — Кадсуане отвернулась, намереваясь уйти прочь. — Таима с его людьми вышвырнули вон из Чёрной Башни.
— Что? — воскликнул Ранд, хватая её за руку.
— Твои люди из Чёрной Башни освободили себя сами, — ответила Кадсуане. — Хотя, как я поняла из услышанного, их при этом здорово потрепали. Мало кому это известно. Скорее всего, королева Илэйн какое-то время не сможет использовать их в бою. Подробности мне неизвестны.
— Они освободили себя сами? — переспросил Ранд.
— Да.
«У них получилось. Или же — у Перрина».
Ранда охватило ликование, но в то же время его одолел приступ вины. Сколько из них погибло? Смог бы он их спасти, если бы пошёл сам? Он уже давно знал, в какое отчаянное положение они попали, и всё же оставил их на произвол судьбы по совету Морейн, настаивавшей, что это ловушка, и он не может позволить себе в неё соваться.
А теперь они из неё вырвались.
— Хотелось бы мне добиться от тебя ответа, — сказала Кадсуане, — на вопрос, что ты собирался там делать. — Она вздохнула и покачала головой. — В тебе есть трещины, Ранд ал’Тор, но придётся обходиться таким, как есть.
И она ушла прочь.
* * *
— Дип был хорошим человеком, — сказал Антайл. — Он пережил падение Марадона. Он был на стене, когда она взорвалась, но выжил и продолжал сражаться. В конце концов за ним пришли Повелители Ужаса, устроив взрыв, чтобы его прикончить. В последние мгновения жизни Дип швырял в них плетения. Он умер славной смертью.
Солдаты-малкири подняли вверх кубки, присоединяясь к Антайлу, салютуя павшим. Лан поднял свой кубок, хотя и стоял вне круга людей, собравшихся возле огня. Он бы предпочёл, чтобы Дип подчинился приказу. Он покачал головой и выпил вино до дна. Стояла ночь, но люди Лана бодрствовали по очереди на случай внезапного нападения.
Лан покрутил кубок двумя пальцами, вновь задумавшись о Дипе. Он понял, что не может гневаться на погибшего. Дип хотел убить одного из опаснейших способных направлять сторонников Тени. Лан не был уверен, что сам отказался бы от такой возможности, если б она ему представилась.
Люди продолжали поднимать тосты в честь павших. Это стало ежевечерней традицией и распространилось по всем лагерям Порубежников. Лан считал хорошим знаком то, что его люди начали относиться к Антайлу и Наришме как к товарищам. Аша’манов сторонились, но гибель Дипа выковала недостающее звено, уравняв Аша’манов и обычных солдат. Теперь они все заплатили кровавую дань. Солдаты увидели, как скорбит Антайл, и пригласили его сказать пару слов.
Лан отошёл от костра и отправился в обход по лагерю. Добравшись до коновязи, он остановился проведать Мандарба. Жеребец держался молодцом, хоть и был серьёзно ранен в левый бок, там никогда уже не будет расти шерсть; но кажется, рана заживала хорошо. Конюхи всё ещё вполголоса рассказывали о том, как в ночь после битвы, забравшей жизнь Дипа, раненый конь появился из темноты. В тот день многие всадники погибли или лишились своих лошадей, и очень мало последних ускользнуло от троллоков и добралось до лагеря.
Лан потрепал Мандарба по шее.
— Скоро мы отдохнём, дружище, — тихо сказал он. — Обещаю.
Мандарб фыркнул в темноту, и рядом заржало ещё несколько лошадей.
— У нас будет дом, — продолжал Лан. — Тень падёт, и мы с Найнив возродим Малкир. Мы добьёмся, чтобы поля вновь зацвели, очистим озёра. Там будут зелёные пастбища — и больше никаких троллоков, с которыми нужно сражаться. А на своей спине, старина, ты будешь катать детей. Ты проживёшь остаток дней мирно, будешь есть яблоки и выбирать себе лучших кобыл.
