За ним по пятам следовали младшие командиры. Мэтрим приводил Высокородных в замешательство. Это было хорошо, поскольку постоянно держало их в тонусе. Но ещё Мэтрим — со всеми своими спонтанными поступками и постоянными выпадами, подрывавшими её авторитет — являлся воплощением беспорядка. Фортуона была олицетворением порядка, и вышла замуж за хаос во плоти. О чём она только думала?
— Что насчёт Морского Народа, Ваше Высочество? — осведомился генерал Юлан, останавливаясь перед Фортуоной рядом с Мэтримом.
— Хватит беспокоиться о треклятом Морском Народе, — огрызнулся Мэтрим. — Если я ещё хоть раз услышу от тебя упоминание Морского Народа, я прикажу подвесить тебя за ногти на ногах к одному из ракенов, на которых вы летаете, и отправлю прямиком в Шару.
Юлан выглядел ошеломлённым.
— Ваше Высочество, я…
Его оборвал вопль Мэта:
— Савара, мы наступаем пикинёрами, а не кавалерией, козлолюбивая дура! Мне плевать, что кавалерия считает, будто справится лучше. Кавалерия всегда так считает! Ты кто? Растреклятая тайренская Благородная Леди? Получишь от меня такое почётное звание, если будешь продолжать в том же духе!
Мэтрим бушевал, словно шторм, перед восседавшей на лошади Саварой. Её руки были сложены на груди, на тёмном лице читалось неудовольствие. Оставшийся позади Юлан выглядел совершенно ошарашенным.
— Как можно подвесить человека за ногти на ногах? — возмущался Юлан так тихо, что Фортуона едва расслышала. — Не думаю, что это возможно. Ногти просто сломаются.
Он ушёл прочь, покачивая головой.
Сбоку шевельнула пальцами Селусия: «Осторожно, Галган приближается».
Фортуона внутренне напряглась, наблюдая за подъезжающим Капитан-Генералом Галганом. В отличие от Мэта он был облачён не в форму, а в великолепно сидевшие на нём чёрные доспехи. Внушительный, возвышавшийся над остальными, генерал был главным её соперником и важнейшим ресурсом. Разумеется, на такой должности любой человек становился соперником Императрицы. Это было в порядке вещей. Так и должно быть.
Мэтрим никогда не станет бороться с нею за власть. Она до сих пор не знала, что и думать об этом. Какая-то её часть — крошечная, но настойчивая — полагала, что именно по этой причине ей необходимо от него избавиться. Разве Принц Воронов не должен быть проверкой для Императрицы? Разве не он должен делать её сильнее, оставаясь постоянной угрозой? Сарабат шайкен най батайн пьяст. Самая находчивая женщина — та, которой приставили к горлу клинок. Пословица, изречённая Варуотой — её пра-пра-прабабкой.
Мысль о том, что придётся избавиться от Мэтрима, была ей неприятна. В любом случае, она не сможет так поступить, пока не родит от него ребёнка. Избавиться от него сейчас — означало пренебречь знамениями.
Какой всё же он странный. Всякий раз, когда она думала, что в состоянии предсказать его действия, тут же убеждалась в обратном.
— Величайшая, — сказал Галган, — мы почти готовы.
— Принц Воронов недоволен задержками, — ответила она. — Он опасается, что мы прибудем на битву слишком поздно.
— Если Принц Воронов действительно разбирается в вопросах армий и сражений, — сказал Галган, всем своим тоном показывая, что в подобное ему не верится, — то он осознает, что передвижение такого большого войска требует немалых усилий.
До прибытия Мэтрима Галган был самым высокопоставленным из Высокородных в этих землях, за исключением самой Фортуоны. Вряд ли ему придётся по душе, что его внезапно потеснили. Пока что войска находились под началом Галгана, и Фортуона была намерена оставить всё как есть. Но сегодня утром Галган осведомился у Мэта, как бы тот организовал войска, и Мэт воспринял вопрос как прямое руководство к действию. Принц Воронов расхаживал, отдавая приказы, но командовал не он. Точнее, не в полной мере — Галган мог остановить его первым же словом.
Но он молчал. По-видимому, ему хотелось проверить, как Мэт справится. Прищурив глаза, Галган наблюдал. Ему не было доподлинно известно, как Принц Воронов вписывается в командную структуру. Фортуоне ещё предстояло принять соответствующее решение.
Пронёсшийся порыв ветра развеял пыль и обнажил маленький череп грызуна, торчащий из земли. Ещё одно знамение. В последнее время её жизнь была ими насыщена до предела.
Само собой, это предзнаменование означало опасность. У неё возникло ощущение, будто она пробирается в высокой траве, кишащей лопарами, обходя ямы-ловушки, подготовленные для беспечных. Дракон Возрождённый склонился перед Хрустальным Троном, и этому сопутствовало знамение — самое могущественное из известных ей — расцветшие персиковые деревья.
Мимо маршировали войска, офицеры выкрикивали команды в такт шагам. Казалось, что ракены тоже кричат в этом ритме. Всё это войско она должна отправить на неизвестную войну в едва знакомых землях. Её же земли останутся фактически незащищёнными — под руководством недавно присягнувшего на верность чужака.
Великие перемены. Её решения могут покончить и с её правлением, и, по сути, с самой Империей. Мэтрим этого не понимал.
«Призови моего консорта», — показала Фортуона, постукивая по подлокотнику своего трона.
Селусия Огласила приказ посыльному. Спустя некоторое время Мэт прискакал на своём коне. Он отказался принять в дар нового с полным на то основанием. На лошадей у него глаз был лучше, чем у самого имперского Хранителя конюшен. И тем не менее, что за дурацкая кличка — Типун.
Фортуона встала. Все окружающие незамедлительно поклонились. Галган спешился и преклонил колени. Прочие простёрлись ниц. То, что провозглашает Императрица стоя, является указом Хрустального Трона.
— Кровь и пепел, — чертыхнулся Мэтрим. — Опять поклоны? Ребята, вам что, нечем заняться? Могу предложить кучу вариантов, если вы сами не в состоянии ничего придумать.
Она заметила улыбку Галгана. Он считал, что знает её намерения. Но он ошибался.
— Нарекаю тебя Кнотаем, поскольку тебе нести разгром врагам Империи. Да будет твоё новое имя, Кнотай, единственно произносимым отныне и на веки вечные. Объявляю, что Кнотаю, Принцу Воронов, даруется звание Держателя Жезла в наших армиях. Да возвестят мою волю.
Держатель Жезла. Это означало, что в случае падения Галгана командование перейдёт к Мэту. Галган больше не улыбался. Ему придётся оглядываться через плечо, чтобы Мэту не удалось взять над ним верх и захватить власть.
Фортуона села.
— Кнотай? — переспросил Кнотай.
Она прожгла его взглядом. «Придержи хоть раз свой язык, — мысленно обратилась она к нему. — Пожалуйста».
— А что, неплохо, — сказал Кнотай, развернул коня и направил его прочь.
Галган вернулся в седло.
— Ему придётся научиться преклонять колени, — пробормотал генерал и пришпорил своего коня.
