В глазах многих животных белки не такие большие, как у человека. У большинства собак белки становятся видимыми, лишь когда животное смотрит вбок. А у пары, что сидела на диване, белки, похоже, вообще отсутствовали.
— Радужка, окрашенная часть глаза, полностью покрывает глазное яблоко, — отметила Камми.
Только это указывало на структурные отличия от глаз других животных. Роговица, похоже, по сложности строения превосходила и человеческий глаз. Передняя и задняя камеры с внутриглазной жидкостью наверняка имели иную форму и сообщались с радужкой во весь глаз не так, как в глазах у человека.
Будучи ветеринаром, Камми хотелось изучить их с более близкого расстояния, но при этом ее сдерживало изумление, потрясение, подействовавшее и на сердце, и на разум. Засосало под ложечкой, ладони вспотели, руки задрожали.
Животные трясли-нюхали-жевали плюшевые игрушки. То, что держало утку, предложило ее другому и получило в порядке обмена кролика.
Мерлин качал хвостом, словно довольный тем, что им нравились его игрушки.
Изумление, которое сокрушило Камми, не так уж и отличалось от ее ощущений на ферме «Высокий луг», когда она оказалась среди застывших животных. Но слово «изумление», пожалуй, не соответствовало ее чувствам. Требовалось более сильное слово. Но пока оно ускользало от Камми.
Наверное, эти глаза многим отличались от глаз других животных, но наибольшее впечатление, помимо размера, производил их цвет. Золотистый оттенок не был однородным. Цвет менялся от золотой пыли ко льну, к янтарю…
— Радужки вроде бы без радиальных линий, — сказала она.
— Без чего? — переспросил Грейди, устроившийся на подлокотнике кресла.
— Без радиальных линий. Темные и светлые полоски мускульной ткани, которые расходятся от центра радужки. Иногда, когда свет играет в светлых глазах, они кажутся ограненными, как драгоценные камни, сверкают.
— Понятно. Само собой. Радиальные линии.
— Здесь их нет. И глаза такие необычные. Я бы очень хотела взглянуть на них через офтальмоскоп.
— Думаю, они тебе позволят.
Камми подняла руку, чтобы показать, как дрожат пальцы.
— Ты же их не боишься? — спросил Грейди.
— Нет. Нет, они кажутся смирными. Просто… просто что они могут означать. Господи.
— Что? Что ты думаешь?
— Я ничего не думаю.
— Нет, что-то ты думаешь.
— Нет. Не знаю. Но они точно что-то означают.
— Я же сказал тебе, что они нечто. Но думал, ты подскажешь, что именно.
— Не подскажу. Я не знаю, что.
— Я думал, ты предложишь хотя бы версию.
— Я ветеринар. Теория — не по моей части.
Грейди встал.
— Сейчас я погашу свет. Подожди, увидишь их глаза в темноте.
Существо с пурпурным кроликом нашло кнопку, при нажатии на которую игрушка начинала пищать.
— Подожди, — остановила его Камми.
— Чего подождать?
Игрушка запищала, раз, другой.
Мерлин поднялся, словно писк означал начало игры.
— Их передние лапы. Я сразу и не заметила. Так увлеклась глазами, что не посмотрела на лапы.
— А что с ними?
Игрушка все пищала.
Ноги Камми оставались ватными, но прилив нервной энергии заставил ее подняться.
— Это не лапы. Это руки.
— Да, — кивнул Грейди. — Как у обезьян.
Ладони Камми вдруг вспотели. Она вытерла их о джинсы.
— Нет. Нет, нет, нет. Не как у обезьян.
Глава 27
Генри Роврой, придерживающийся безукоризненных стандартов личной гигиены, мечтал о ванне. По прибытии на ферму он вспотел не единожды.
Он мог смириться с тем, что несколько последующих лет ему придется прожить в фермерском доме, чтобы сойти за Джима, но не собирался превращаться в Великого Немытого, ни интеллектуально, ни физически.
Но с охотящимся на него мучителем он не мог оказаться голым и уязвимым. И шум душа заглушил бы шаги приближающегося врага.
Единственное, что он мог позволить себе, так это вымыть руки. Быстро заполнив раковину водой, Генри закатал рукава.
От мыла исходил дешевый запах, жалкая имитация аромата роз. И пена не шла ни в какое сравнение с той, что давали сорта мыла, к которым он привык. Собственно, эта пена больше напоминала слизь.
Набивая подвал всем необходимым для того, чтобы пережить крушение общества, Генри намеревался запастись подходящими сортами мыла. Не вызывало сомнений, что выбор шампуня, кондиционера, зубной пасты и прочих туалетных принадлежностей Джимом и Норой также определялся их дешевизной, то есть они никуда не годились.
Состояние ногтей угнетало Генри. Чуть ли не под каждый забилась грязь.
Как он мог обедать с такой грязью под ногтями? Или сельский образ жизни без их ведома начинает сказываться на тех, кто приезжает в деревню? Сегодня ты не вычищаешь грязь из-под ногтей, а через неделю жуешь табак и покупаешь комбинезон с нагрудником, потому что такая одежда тебе нравится.
Генри напомнил себе, что должен следить за подсознательным сползанием в трясину деревенской жизни, не отступать от тех высоких стандартов, которым привык следовать.
На полочке для мыла лежала маленькая прямоугольная щеточка со средней жесткости волосками, определенно предназначенная для того, чтобы вычищать грязь, забившуюся после различных работ на ферме в складки кожи на костяшках пальцев и под ногти. Генри воспользовался ею, чтобы вычистить из-под ногтей все лишнее.
Энергично работая щеточкой, он с ужасом осознал, что более не сможет дважды в месяц пользоваться услугами маникюрши. Теперь следить за состоянием и привлекательностью ногтей и кожицы у их основания ему предстояло самому.
Волосы! Он содрогнулся от ужаса, внезапно поняв, что волосы ему тоже придется стричь самому.
В этой местности, в этом королевстве фермеров и провинциалов, он бы, разумеется, мог найти парикмахера, но подозревал, что здешние парикмахеры больше привыкли стричь овец, и рассчитывать он мог только на стрижку «под горшок». Да и в те дни, когда страна погружается в анархию, идти к парикмахеру такая же глупость, как бродить босиком по змеиной яме.
Вода стала грязной, чуть теплой. Он уже почистил четыре ногтя. Опорожнил раковину и наполнил вновь.
Тер, тер, тер. Опять опорожнил раковину, наполнил водой в третий раз.
Когда руки стали чистыми, Генри почувствовал, что освободился не только от грязи, но и от последних, самых цепких остатков суеверий. Он уверовал, что больше не будет страдать от параноидальных фантазий о воскресших мертвецах. Прощай, Джим.
