Ранее он не рассчитывал на какие-либо знамения в мире бодрствования. Возможно, не увидел бы их и теперь. Но случившееся на пустынной площадке отдыха перевернуло его представление о действительности. И он не удивлялся, что ему указывает путь повседневное — те же голубые цапли и далекие корабли, потому что самое привычное приобрело теперь большую значимость и требовало толкования.
Влажный плотный песок под ногами. Огромное, укрытое пологом ночи море по правую руку. Над головой жесткое и холодное небо, усыпанное звездами. Слева — суша, автострады и города, люди и их боль, бесконечные возможности, неописуемые ужасы, мир, давно для него потерянный, все, что могло быть его, но так и не стало, а теперь, возможно, будущее, к которому он шел.
Глава 30
Сидя на скамейке для ног, держа Тайну на коленях, Камми начала с пушистых ушей, форма которых напомнила ей цветки лилий, двинулась по шее к плечам, добираясь пальцами до подшерстка, массируя гладкие мышцы существа. Ее удивило то, что она нашла… точнее, не нашла.
— Я не чувствую ни одного клеща. И у нее, похоже, нет блох.
Грейди поморщился.
— Я не думал о блохах и клещах, когда впускал их в дом.
— Ни блох, ни клещей… значит, она не могла бегать по полям и лесам дольше одного дня, скорее всего, провела там меньше времени.
— Когда мы с Мерлином впервые увидели их на лугу во второй половине этого дня, они носились словно угорелые, будто только что обрели свободу. Может, и обрели.
— Ни одной папилломы
[18]
или кисты
[19]
, — доложила Камми.
Она подняла руку к лицу, не обнаружила неприятного запаха, перешедшего с белого меха на ее кожу. Наклонившись, ткнулась носом в меховой живот Тайны.
— Она пахнет свежестью, словно ее только что выкупали и расчесали.
Чувствуя себя забытым, Мерлин бросил игрушечную утку, вскинул большую голову, положил подбородок на грудь Тайны, посмотрел на Камми.
Прежде чем она успела погладить его, Тайна взяла его морду маленькими ручками и начала массировать с обеих сторон, что он считал знаком особого внимания.
— Посмотри, — прошептала Камми, словно громко произнесенное слово могло порушить чары.
— Вижу.
— Не следовало бы ей хоть немного бояться такой большой собаки?
— Не думаю, что она чего-то боится, — ответил Грейди. — Не думаю… ладно, по-моему, она вообще не знает, что чего-то следует бояться.
— Какая странная идея.
Он нахмурился.
— Да. Пожалуй. Но в этих двоих есть что-то такое… что-то убеждает меня, что они никогда не знали настоящего страха.
— Если это правда, — Камми по-прежнему наблюдала, как Тайна массирует морду Мерлина, — тогда это будет их главным отличием. Всему живому ведом страх.
Оставив подушки в полном беспорядке, Загадочный спрыгнул с дивана и направился к столу Стикли, который Генри смастерил в первые месяцы после возвращения в горы. Изящному столу из орехового дерева с бронзовой фурнитурой и инкрустированному пьютером
[20]
.
Загадочный сел на задние лапы и одним пальцем принялся постукивать по качающейся медной ручке правой дверцы, которая мелодично отзывалась, ударяясь о щиток, к которому крепилась.
Лежа на коленях Камми, Тайна оттолкнула Мерлина и подняла голову, чтобы посмотреть, чем занимается ее спутник.
Загадочный повернулся к ней.
На мгновение их взгляды встретились.
Загадочный переместился к левой дверце, также начал постукивать по качающейся ручке. Вновь повернул голову к Тайне.
Как и прежде, она встретилась с ним взглядом, а потом, после короткого колебания, он отвернулся от стола.
То ли выражением лица, то ли каким-то движением, не уловленным Камми, животные определенно обменялись мнением на предмет стола.
Грейди пришел к тому же выводу.
— И как это понимать?
Загадочный прыгнул к пурпурному зайцу, схватил его зубами, выбежал из гостиной в прихожую, помчался по лестнице, на ходу заставляя игрушку пищать.
Радуясь возможности поиграть, Мерлин устремился в погоню.
Глава 31
Обосновавшись в стенном шкафу спальни, Генри Роврой прислушивался к движению в доме и старался не думать о теле, которое лежало на боку в кровати. Тело-то не настоящее, всего лишь муляж, им же и сделанный из подушек и одеял, придуманная им обманка, не больше и не меньше.
Никто не мог войти в дом, засунуть составляющие муляжа под кровать, скользнуть под одеяло, занять место псевдоспящего. Генри бы услышал и застукал незваного гостя за этим занятием.
Разумеется, «уложив» муляж в постель, он провел полчаса в ванной, вычищая грязь из-под ногтей. Стоял у раковины, спиной к двери, и не мог видеть спальню.
Далее, во время последнего обыска дома он долго стоял перед дверью в подвал, глядя на полоску света под ней, ловя ухом любой звук, доносящийся снизу. С этого места он бы сразу пресек попытки войти в дом через дверь черного хода, но не услышал бы и не увидел незваного гостя, если бы тот вошел через переднюю дверь.
— Нелепо, — прошипел Генри в темноте стенного шкафа, той его половине, где раньше висели вещи Норы.
Его безлицый мучитель был смел, но не безрассуден. Умный человек никогда бы так не подставился, занимая место муляжа.
Только псих мог пойти на такое, псих или тот, кто не боится смерти, потому что…
— Вот этого не надо, — прошептал он сам себе.
Но слова «безлицый мучитель» уже промелькнули в сознании, а потому мысли покатились в этом направлении, как сходящая по склону лавина. Его брат, Джим, стал безлицым, потому что ему выстрелили в лицо, и Джим не боялся смерти, потому что уже умер.
С такой логикой Генри вышибли бы из Гарвардского общества дебатов.
Чтобы отвлечься от этой идиотской версии, Генри попытался представить себе любимую женщину — шеф-повара, распростертую на кровати, с привязанными к четырем стойкам руками-ногами, с особой конструкции зажимами на выступающих частях ее обнаженного тела, с цепью-удавкой на шее.
Он всегда гордился своим богатым воображением. А тут его ждал неприятный сюрприз: он обнаружил, что не может нарисовать в уме желанные сцены садистского секса, не видя перед собой эту женщину.
