Не эти лица я помнила смеющимися в казарме, когда мы делили бутылку вина, не те, что я помнила устало улыбающимися, когда мы мчались по диким полям сражений. Я не узнавала лиц, смотрящих на меня со страхом, ненавистью и завистью.
Ни одного из них я не узнавала.
Только черные клинки у пояса.
– Я прошу тебя, Салазанка. – Вракилайт печально сложил руки. – Я умоляю тебя. Ради Империума, ради магов, которые сражались и умерли за тебя, ради долга, которому мы присягнули.
В зале воцарилась тишина. Я видела, что все смотрят на меня, эти кошмарные лица моих друзей в ожидании ответа. Ни один не сказал, что должен быть другой способ, ни один не просил за меня, ни один не встал рядом со мной.
Никто, кроме…
Я повернулась и посмотрела на Джиндунамалара. Его идеальная улыбка стала хмурой, идеальное лицо скрывала тень. Он смотрел на меня, и его глаза пылали жуткой силой. Он так и не отвел от меня глаз.
Когда отошел.
Когда пересек зал.
Когда встал рядом с ними.
И я окинула их взглядом, этот полускрытый сумраком кошмар. И мои ноги медленно оторвались от пола. Я сделала глубокий вздох, и открыла рот, и дала ответ.
И ответом была ее песнь.
Крик вырвался исполинской стеной звука. Она сбила их с ног, разметала по залу, впечатала в стены. Одни быстро вскочили, другие поднимались медленно, а кто-то и вовсе остался на полу. Они вскинули мечи: клинки были черными как смоль и казались тенями в темноте зала.
Темнота их не спасет. Я не пощажу.
Я взлетела. Поднялась в небо, как монолит, древний и жуткий. Призвала магию, почувствовав, как огонь волнами хлынул с кончиков пальцев. Мастера стражи быстро призывали щиты. Осадники пытались сдержать жар. Но он опалил их, такой же чистый, как моя магия, и они закричали.
Это тоже их не спасет.
Гришокта взревел, прыгнул на меня с тяжелой дубиной. Я взмахнула рукой и швырнула в стену все его четыре сотни фунтов веса. Рогонорот исчез, вновь появился позади меня, и хлынувший из моей руки лед сковал его, повергнув на пол. Тальфонанак сплел вокруг меня иллюзии, заставил тени ожить, окутать. Я зарычала. Свет, вырвавшийся из моих глаз, разогнал тени, заставив их съежиться. Занземалфан обернулся птицей. С его крыльев сорвались перья, но из моих пальцев выстрелила молния и ударила его в грудь.
Они прыгали, бросались, выли. И падали обожженные, замороженные, сломанные и искалеченные. Одни продолжали вставать, другие искали укрытие, третьи сидели и причитали. Никто не просил прощения. Никто даже не умолял меня остановиться. Ни у кого не осталось знакомых мне лиц.
Но не могло быть все так просто. Я должна была чувствовать вину, колебаться, сражаясь с друзьями. Но в темноте я не могла различить их лиц. Их голоса были искажены болью и яростью. Они не были моими друзьями.
Просто тени, скользящие по земле.
Они меня резали. Удачные удары, случайные царапины. Некоторые вот-вот могли задеть меня всерьез, и тогда сердце на миг замирало. Дюйм за дюймом их черные клинки заливали кровью мое лицо, руки и тело. Но порезы не были ни чистыми, ни глубокими, ни точными.
Мне было все равно. Мне нужно было остановить их, наказать, причинить боль. И я это делала. С каждым взмахом руки, с каждым словом и криком. Я заставляла их платить. Пока они все не оказались на земле, задыхающиеся, стонущие.
Все, кроме одного.
Он смотрел на меня пылающими светом глазами.
Вракилайт направил против меня все, что у него было: молнии, огонь, силу. Он ведь тоже Дарование. Но не такой, как я. Он не мог сравниться со мной. Не мог меня превзойти. Он не умел летать.
Я собрала ярость, отчаянье и боль в руках. И позволила им вырваться наружу огромным разрушительным взрывом магии, о которой только могла подумать. Он закрылся щитом из земли, пыли и теней. Мой гнев обрушился, крик достиг пика, и я увидела, как его щит треснул, как дрогнула сосредоточенность. Он отступил, лицо исказилось от боли и напряжения.
Он выкрикнул слово. Я еле расслышала его в моем собственном вопле.
– ДЖИНДУ!
Я видела, как он поднялся из теней. Исчез и появился возле трона, где стоял Враки. Снова исчез и появился уже передо мной в воздухе. Я успела разглядеть лицо Джиндунамалара, длинный узкий шрам там, где должна была быть улыбка, прежде чем он снова растворился. И возник.
За моей спиной.
Я даже не почувствовала меча, пока его тонкий черный кончик не вспорол мне живот. Я видела сотни раз, как он проделывает это с врагами Империума. Почему-то я никогда не думала, каково это.
Быстро и холодно.
Вонзить. Вытащить. И я мертва.
Ярость умерла в горле. Сила стекла по рукам, превратившись в пепел и осколки. Тело обмякло, и я…
Упала.
Он подхватил меня на руки, баюкая, как в нашу первую ночь. Как же мне было херово, если тогда я подумала о той ночи? Он нес меня, как той ночью в постель. Он положил меня на разбитый трон. Я почувствовала спиной холод камня.
Я была жива. Пока. Клинок Джиндунамалара был продолжением его тела, и он делал именно то, что хотел. Он всего лишь обездвижил меня, сделал беспомощной, чтобы я не могла сопротивляться тому, что было дальше.
И я не могла.
Раненых унесли. Сильные остались проследить, не буду ли я сопротивляться. Их было оскорбительно мало. Они собрались вокруг меня, мои друзья, и смотрели на меня сверху вниз. Над троном свет был ярче. Я смогла наконец разглядеть их лица. И ни одного не узнала.
Даже его. Даже когда он смотрел на меня сверху вниз. Даже когда прошептал в этом темном месте:
– Прости.
Я его почти не слышала. А в следующую минуту не слышала вообще ничего. Вракилайт произнес слово. И песня Госпожи откликнулась высокой чистой нотой, набирающей силу. Все громче и громче. Пока не превратилась в истошный крик, громкий, болезненный и жутко близкий.
Надо мной возник ореол света – огромный фиолетовый сияющий цветок, распустившийся, как живое существо. Он распахнулся, словно око, и на миг мне показалось, что я смотрю прямо ей в лицо, а она с жалостью смотрит в ответ.
А затем я ощутила, как свет меня тянет.
Сначала пресеклось дыхание. Свет вытягивал воздух изо рта, из горла и легких. Следом он забрал энергию, лишая воли двигаться, сопротивляться. Затем скользнул глубже. Невидимая рука забралась мне под кожу, обшаривая органы, пока не нашла то, что искала. Так глубоко, что я не понимала, где именно, схватила призрачными пальцами то, чему я не знала названия.
Пока оно не вытащило.
Это не была боль. Раньше мне было больно, и эту боль можно было измерить. У нее есть начало и конец. То, что случилось со мной, повергло мое тело в агонию… навечно. Как будто так было всегда и будет всегда. Словно я никогда не избавлюсь от нее.
