Я услышала песнь Госпожи.
А потом Враки Врата начал убивать.
Все случилось за три секунды. Одна – и воздух расступился, открылись порталы. Вторая – революционер замечает его и выкрикивает предупреждение. И последняя – его голос тонет в безумном хихиканье выскочивших нитов.
А потом поднялся крик.
Революционеры рассеялись, их строй сломался. Они разрядили ружья в тварей, появившихся среди них. Грохот пушек и стрекотание пуль обернулись кровавыми брызгами, когда они попадали в кинувшийся на них ужас. Несколько гончих упало. Большинство уцелело. Они обрушились на революционеров и рвали их на части человеческими руками.
Враки стоял в окружении трупов.
Революционеры бросились вниз: кричали, кололи или онемели от нахлынувшего ужаса – но он не обращал на них внимания. Вместо этого он запрокинул голову, и его крик сотряс город до основания:
– КАКОФОНИЯ!
Я.
Он пришел за мной.
Мысль проросла во мне черными щупальцами и впилась в сердце.
Порталы. Он следовал за мной через порталы, зная, куда я ушла. Он явился за мной сюда. А Империум шел за ним. Теперь они здесь, чтобы сражаться с ним и с Революцией, как они сражались в Последнесвете. Потому что я начала войну, и будет еще больше смертей, больше крови, больше огня, больше и больше…
Нет.
Голос. Горящий. Кипящий. Боль в руке. Этот маленький уродливый надоеда. Боль вырвалась и затопила мое сознание волной агонии. Я посмотрела вниз. Какофония посмотрел на меня. И улыбнулся.
Я знала, что делать.
– Кэврик. – Я обернулась к нему.
Кэврик смотрел на убийства внизу, на изуродованные трупы друзей, которые гончие растаскивали на части для своих пустоглазых тел.
– Кэврик! – схватила его за плечи и заставила смотреть на себя. – Где Конгениальность?
– А… кто? – Его голос походил на бестелесный шепот.
– Моя птица, Кэврик. Где моя птица?
– Я… она… – Он потряс головой, разгоняя призраков перед глазами. – В стойле. Я забрал ее в стойло. Западный край города.
Я кивнула.
– Мне нужно туда спуститься. И нужно, чтобы ты тоже спустился.
– Хорошо… ладно. – Он безвольно запрокинул голову. – Я должен… мы должны сражаться.
– Я должна сражаться, – гаркнула я. – Ты – должен вывести людей отсюда.
Из его глаз исчезли и призраки, и страх. Он пристально посмотрел на меня, сдвинув брови.
– Людей? – переспросил он. – Но Революция…
– Ты думаешь, твой сраный Великий Генерал поможет им?
Я не хотела рычать. Но у меня закончилось терпение. И время. И не так уж сложен план. Кэврик глубоко вздохнул и кивнул.
– Я вытащу всех, – сказал он.
– Сколько сможешь, – ответила я.
– Всех, – огрызнулся он.
Со вздохом я кивнула:
– Всех. – Я указала на запад. – Я отвлеку Враки, уведу его к западным воротам. Империум идет с севера. Выводи людей на юг. Пусть бегут отсюда подальше.
Я вытащила Джеффа из ножен. Выщербленный грязный меч плохой помощник в битве с магом, а уж с Дарованием тем более. Ну а, блядь, что мне оставалось? Соблазнить его? Вряд ли, после того как разбила ему лицо. Я подошла к краю крыши. Кэврик окликнул меня.
– Что ты будешь делать, когда привлечешь его внимание?
Я глянула через плечо, морщась в улыбке. Подмигнула ему.
– Лучшее, что могу, – ответила я, перекидывая ногу через край. – Или сдохну. Как пойдет.
58
Нижеград
Перед лицом смерти сержант Отважный оправдывал свое имя. Кровь текла из раны над бровью, заливая один глаз. Его тело вздрагивало с каждым вздохом, жизнь вырывалась изо рта с каждым горячим рваным выдохом. Рука все еще крепко сжимала офицерский меч. Это было бы очень впечатляюще, если бы рука не лежала отдельно от тела. Несмотря на это, он сглатывал кровь горлом, сжатым железной хваткой, и хмурился одним здоровым глазом.
– Против бесчисленных врагов, – рычал он окровавленным ртом, – перед лицом неумолимых невзгод, под непрекращающейся бурей идет Славная Революция.
Он хотел сплюнуть кровь, но она стекла с подбородка на держащую его горло руку.
– … десять… десять тысяч лет.
Враки Врата не выглядел сильно впечатленным.
– Если бы сила вашей идеологии не уступала мастерству вашей пропаганды, – ответил он насмешливо. – Я слышал вопль свиньи и вопль нуля. Не могу понять, чем они отличаются.
Он взмахнул рукой. Под его пальцами открылся портал. Зазубренное каменное лезвие опустилось в подставленную ладонь. Он задержал его в дюйме от дрожащего глаза Отважного.
– Если не можешь накормить более достойную компанию, то ты всего лишь хрящ, который срезают и оставляют на земле падальщикам, – прошептал Враки. – Умри с утешением, что, несмотря на весь шум твой и твоей мелкой Революции, его было недостаточно, чтобы вызвать гнев Враки Врат этой ночью.
Не хочется в этом признаваться, но Враки был талантлив в искусстве угрозы. Мне почти было неудобно перебивать его.
Мало что в этом мире может напугать мага. Человеку, который умеет швырять валуны, вызывать ураганы или взрывать предметы силой мысли, особо нечего бояться, разве что расплаты за эти возможности. Такой человек, как Враки Врата, не должен был бояться даже этого.
Так что вряд ли я смогу напугать его. Но мне бы приятно было думать, что, когда он услышал крик в дымном небе и поднял голову, чтобы увидеть гигантскую птицу, несущуюся на него, и меня верхом на ней с мечом в руке, он знал, что его ждет.
Конгениальность, не боясь ни пламени, ни крови, ни магии, неслась на него, блестя глазами и раззявив клюв. Он бросил Отважного и широко раскинул руки. Его глаза загорелись вместе с песней Госпожи. Раскрылись порталы, перед ним вырос лес колючих лиан, несомненно, неуязвимых для любого моего оружия.
Но тут-то и пригодилась птица.
Я пнула Конгениальность в бок. Она отреагировала, подпрыгнув в воздух и бросившись вниз, обрушиваясь на стену когтями. Двести килограммов мускулов и перьев (и дерьма) прорвались сквозь шипастые заросли в брызгах осколков и колючек. Я залюбовалась оскорбленным выражением лица Враки, когда позади него распахнулся портал и мужчина провалился в него, исчезая.
Какая-то часть меня надеялась, что Конгениальность просто выпотрошит его, но другая, яростная, знала, что так просто никогда не будет. И она знала, что Враки не ушел далеко.
И, конечно же, пока я пришпоривала Конгениальность, в ушах звенела песня Госпожи. Краем глаза я заметила еще один раскрывшийся портал. Я дернула поводья в сторону, едва избежав большого шипа, вырвавшегося наружу.