Спустя четыре месяца я нашла Дайгу.
И я его убила.
И вот я здесь.
– Когда ты вышла за дверь, я поклялась, что вижу тебя в последний раз, – проговорила Лиетт до боли тихо. – Не потому, что больше не хотела. А потому что знала, именно в этот раз ты, возможно, не вернешься, и однажды я услышу историю о том, как Сэл Какофония гниет в темной яме на просторах Шрама, где я никогда ее не найду.
– Я вернулась.
Мне хотелось произнести это с печалью. Но слова отдавали кислятиной на языке, неискренностью.
– Да. И я понимала, что ты вернешься, ведь так происходит всегда. Ты всегда приходишь ко мне, и я упрямо думаю, что вот теперь-то ты останешься навеки, но… – Лиетт закрыла глаза. – На этот раз я сказала себе, что не впущу тебя. А ты взяла и вломилась через гребаное окно, верно?
Не знаю, зачем я к ней потянулась. Может, решила, что так будет лучше, что если я дотронусь до нее, подержу за руку, то отыщу нужные слова. Но как только ее пальцы оказались в моих, все слова исчезли.
Только ее ладонь. Та, что касалась меня по ночам, когда я не могла спать. Та, что вытягивала меня наверх, когда за мной гнались толпы с мечами наголо. Та, которой я позволяла касаться моих шрамов, позволяла дать мне почувствовать, что они не часть сломленного человека…
Ладонь, которой придется штопать мои раны, а не созидать удивительные вещи, если я продолжу в том же духе.
И на этот раз отстранилась я. Поднялась с постели, и плевать на взвывший бок. Лиетт возмутилась, но я не слушала. Она права. Я все время возвращалась, я все время заливала ее порог кровью. Уйти – правильное решение. Проклятия, которыми она меня осыплет, – его цена. Я могла не обращать внимания на слова.
Но, впрочем, не на Лиетт в дверном проеме.
– Что за херню ты творишь? – вопросила она, вскидывая руки, словно они могли меня остановить.
– Ухожу, – ответила я. И вздохнула. – Ты права, мне нужно…
– …хоть раз в жизни подумать! – рявкнула Лиетт. – Да что, мать твою, в моих словах для тебя прозвучало как «давай-ка я просто выбегу из дома с тяжелой раной и получу вторую в придачу»?
– Но ты только что сказала, я…
– Ты не услышала ничего из того, что я тебе сказала, потому что ты меня не слушаешь, – прорычала Лиетт. – Никогда, мать твою, не слушаешь! Всегда решаешь, что знаешь ответ, и уходишь, не давая мне даже закончить предложение. Так что позволь выразиться предельно ясно.
Глаза за стеклами очков стали убийственно серьезными. Охереть, а они всегда были такими большими?..
– Я знаю имена в том списке. И что они сделали. И что случится с тобой, если ты за ними отправишься.
Лиетт – Вольнотворец, искатель истины. Она не умела лгать. И не представляла, что случится. Иначе поняла бы, почему я не могу остаться.
– Дерьмо из-под птицы, – прошипела я. – Тогда ты знала бы, почему это письмо означает, что дело совсем хреново. И сколько людей погибнет, если я их не остановлю. – Я сощурилась. – Ты не знаешь, что они натворили. И на что способны.
– Я… – возмутилась было Лиетт, но ее голос умолк, взгляд потух. – Хорошо. Этого я не знаю. Но знаю, что ты отправилась на поиски этих имен и была ранена. Что, услышав о них, ты коснулась шрамов. Что иногда во сне ты шепчешь имя. – Она уставилась на меня поверх оправы. – Не мое имя.
Люди – это раны. Они болят и кровоточат. Некоторые – совсем недолго. Иные не прекратят, пока ты их не заставишь.
Лиетт всегда пыталась вылечить раны. Она не представляет себе мира, в котором она не способна все починить, исправить. Поэтому я и спросила ее имя. Выяснила ее настоящее имя. Поэтому она и встала на моем пути, раскинув руки.
Словно могла меня остановить.
Я попробовала протиснуться мимо. Лиетт толкнула меня обратно.
– С дороги, – прорычала я.
– Нет, – отозвалась она.
– Ты думаешь, что можешь мне помешать?
– Да.
– И как?
– Я – Двадцать-Две-Мертвые-Розы-в-Надтреснутой-Фарфоровой-Вазе. – Лиетт задрала нос и выпятила грудь. – Я вдыхаю жизнь в неживое и отвечаю на загадки всего сущего за чашкой чая. Я могу тебе помешать.
– М-да? – Я положила ладонь ей на голову и грубо оттолкнула в сторону. – А еще ты мелкая.
Лиетт пошатнулась, я шагнула вперед. Услышала ее недовольное бурчание. Лиетт попыталась схватить меня за руку – и случайно задела пальцами рану, и мой бок тут же обожгло болью. Я вскрикнула и, сжимая его, рухнула на колени.
– Сэл!! – Лиетт упала рядом, держа меня за плечи. – Я… прости! Я всего лишь хотела тебя остановить! Я думала… я не хотела…
– Отвали, – прорычала я и, держась за косяк, поднялась на ноги. – Я в порядке. Мне…
– Тебе больно.
– Да потому что ты ткнула мне в рану, мудила! – Я отпихнула Лиетт и опять направилась к выходу. – Дай мне уже…
Она не дала. Снова преградила мне путь. У меня, конечно, фут и двадцать фунтов преимущества, но, как выяснилось, если ты ранена и получила еще сверху, отбиваться становится сложновато.
Лиетт поймала мое запястье и с силой толкнула. Я влетела спиной в стену, сдержав крик. Нахмурилась, глядя сверху вниз на Лиетт. Та взглянула на меня снизу вверх.
И я ее увидела.
Она не воин, но сражалась со мной. Не целитель, но старалась мне помочь. Я могла отбросить Лиетт в сторону, пнуть в голень, избить, сломать, если бы только захотела. И она это знала. Она видела, как я проделывала это с другими.
И она все равно сопротивлялась. Все равно за меня цеплялась.
Что она увидела, когда взглянула на меня? Неблагодарную дрянь, или скитальца, или очередную рану, которую ей не заживить. Но она увидела меня.
И потянулась.
И шелк ее платья прижался к моему животу.
И ее губы нашли мои.
Не знаю, сколько все продлилось. Ни от какой боли это не избавляло. Но я не отстранялась. А потом взглянула на Лиетт.
– Что за грошовое оперное дерьмо… – прошептала я. – С чего ты решила, что это меня остановит?
Не знаю, правда ли она так думала. Но она отвернулась. И я не могла ей этого позволить.
Я схватила ее за плечи, рывком развернула, прижала к стене. Наклонилась, притянула ближе. Ощутила ее вкус, запах – всю ее одним вдохом, с которым не могла расстаться.
В легких не осталось воздуха. От ног отхлынула кровь. От раны тоже, наверное. Или еще откуда. Я не могла думать, да и плевать. Я рухнула на постель, добравшись до нее лишь благодаря удаче и рукам Лиетт. Мы упали на простыни, она сверху, и наши взгляды встретились.
Мы знали, чем все кончится. Знали, что счастья не будет. Не у таких, как мы. Но вдруг…
