У Пеплоустов есть дела.
– Великий Генерал и его бескрайняя мудрость!
Вполне понятная реакция на такое зрелище. Я ощущала примерно то же самое, хотя выразилась бы несколько иначе. Кэврик протиснулся мимо меня, влетел в трюм и принялся изумленно озираться.
– Как… что… Это же… – силился он совладать с собственным языком. – Это ведь наши орудия! – Кэврик ткнул в штык-ружья. – Революционные ружья! – И в броню. – И революционный Паладин! А ведь их даже не делают так далеко на юге!
Он подбежал к ящику, сорвал крышку, вытащил связку ярко-красных палочек, скрепленных черными хомутами и оснащенных внушительным механизмом.
– А это Праведные Огни Непреложной Истины!
– Уверен? – Я стянула палантин, чтобы не лез в глаза. – А похоже на… палочки.
– Бомбы, – заметила Лиетт, рассматривая их. – Строго говоря, крайне вязкие боевые зажигательные средства. – Она попыталась показать жестами. – Они взрываются такой липкой, воспламеняющейся… жижей, как бы ты ее, думаю, назвала. Она горит столь жарко, что ее не залить водой. Невероятно, полагаю, болезненная смерть. – Лиетт взяла один механизм, сощурилась. – Давно мечтала об экземпляре для изучения.
Она обратила на меня сердитый взор. Я закатила глаза. Лиетт ни за что и никогда не простит мне, что я позабыла про ее день рождения.
– И они незаконны! – крикнул Кэврик. – Революция запретила их за бесчеловечность.
– О да, – закатил глаза Некла. – В отличие от огромных пушек, самозарядных ружей и других очень человечных способов Революции убивать людей тысячами.
– Это… это не одно и то же, – запнулся Кэврик. – Это достойная смерть на поле битвы. Есть разница.
– Например… какая? – Лиетт мигнула. – Сколько кусков останется от человека после бойни?
– Это вовсе не бойня! – возмутился Кэврик.
– А как еще назвать убийство множества людей? – поинтересовалась я.
Мне, к слову, правда было интересно.
Кэврик молча уронил челюсть.
Некла протиснулся мимо него, махнул рукой.
– Штабные инженеры остановили их производство, чтобы улучшить радиус поражения. Мы уговорили их расстаться с образцами.
– Уговорили? – изумился Кэврик. – То есть украли!
– Или подкупили. Или припугнули. Или шантажировали. Выбирай, что тебе по душе. – Некла указал на ящик. – Главное, верни на место, ладно? Дорогая штука.
– Нет! – вскинул руки Кэврик. – Я не могу этого вынести! Иметь дело с убийцами – это одно, но подпустить их к чему-то подобному!..
Двое Пеплоустов схватили его, вытащили наружу и скрылись так стремительно, что я не успела даже толком взяться за револьвер.
Некла со вздохом поднял ладонь.
– Расслабься. Ему не причинят вреда.
Я сощурилась, не убирая руки с Какофонии. В ушах зазвенел латунный смех. И, если судить по страху на лице Неклы, в его тоже.
– Даю слово, – произнес он.
– Слово иллюзиониста меня совсем не обнадеживает, – прорычала я.
– Я пойду с ним, – вмешалась Лиетт, направляясь к двери. – Присмотрю, на всякий случай.
– Ох, да еб же вашу мать, – выругалась я. – Мало мне одного в их лапах, так вторая туда же.
– Заверяю тебя, я буду в порядке. Пеплоусты, полагаю, по-прежнему чтят давние соглашения с Вольнотворцами? – Когда Некла пожал плечами, Лиетт вздохнула. – По крайней мере, я смогу удержать Кэврика от опасных действий.
– Охуительно, – вздохнула я и, сама того не осознавая, пробормотала под нос: – А потом будешь чинить и его?
Я не думала это говорить, и уж тем более не думала, что Лиетт это услышит. Однако она услышала. И даже не нахмурилась, а просто вонзила острый, словно кинжал, взгляд мне в горло, а потом развернулась и грохнула дверью.
– С твоими… друзьями, если можно так выразиться, будет все в полном порядке, – заметил Некла. – Трое весьма настороженно относятся к чужакам в принципе, не говоря уже о рабах Революции. За революционером просто-напросто присмотрят, дабы он не увидел такого, что пошатнуло бы хрупкий маленький разум, который он столь тщательно шлифовал.
– Дерьмо из-под птицы, – ощерилась я. – Они для тебя – гарантия, что я не устрою срач.
– Разве? – Некла прижал к груди ладонь и надул губы, направляясь вместе со мной к двери в противоположном конце трюма. – Неужто, по-твоему, мы поверим, что Сэл Какофония, обладательница револьвера, способного изрыгать взрывы, может «устроить срач»? – Он усмехнулся. – Или что ей на кого-то не насрать? – Он покачал головой, потянул дверь на себя и жестом пригласил меня войти. – Боюсь, мне не вынести подобных обвинений. Прошу, после вас.
От этой самодовольной ухмылки на этой самодовольной харе у меня чуть жопа не загорелась. Отстрелила бы одну за другой и глазом не моргнула. Но в гостях так поступать невежливо. А Трое не любят невежливость.
– Так что, – продолжил Некла, ступая за мной, – жизнь кипит?
И ты помнишь, что я говорила о надежде в Шраме.
За дверью обнаружилась освещенная тусклыми фонарями лестница, которая уходила вверх, на вторую палубу. Мои ботинки гулко стукнули о железо. Я затопала громче, стараясь заглушить Неклу.
– А расскажи-ка про своего нового дружка?
Не сработало.
– Ты их коллекционируешь, м-м?
Некла знал, что может на меня давить. У его хозяев было кое-что, нужное мне, и он получил от меня алый дар. И пусть я понимала, что такой шанс он не упустит, я одновременно понимала и то, что этот мудила наслаждается властью.
– А вообще сколько их было с нашей прошлой встречи? Десять? Двадцать? Больше?
Я вежливо воздержалась от советов о том, что ему следует сделать. Терпению героя не посвящают опер, но мое было достойно по крайней мере сраной строфы.
– Но, думаю, дело твое. – Некла вздохнул. – Впрочем, трагичная вышла сцена, верно? Довольно острый вышел разговор, м-м? Смею предположить, с Лиетт у вас не сложилось.
Помнишь, что я говорила про «райсу ас наккори»? Я любила те, что с долгими, драматичными монологами, которые вели к объяснениям в любви.
Забавно, что мои моменты ярости не похожи на них. Когда я прихожу в бешенство, все случается как будто само по себе.
И вот так, неосознанно, мое предплечье оказалось на шее Неклы.
А в ладонь прыгнул Какофония.
И его дуло уткнулось прямо Некле промеж глаз.
– Можешь извергать любое дерьмо. – Мой голос звучал неторопливо, легко, холодно. – Но если ты еще хоть раз произнесешь ее имя, если ты хоть его подумаешь, я снесу тебе голову Какофонией.
Забавно, что я даже не увидела в глазах Неклы страха. Не увидела, как он уронил челюсть, как пытался найти слова. Не увидела ничего, что при иных обстоятельствах доставило бы мне удовольствие. Только механический кивок тупого ублюдка, чей череп я вскрою, если он еще хоть раз о ней заговорит.
