– Он во мне нуждался, в моей силе, в моей милости. Без меня его план обречен на провал.
Я почесала задницу.
– А все это он говорил тебе до или после слов о том, какой ты хорошенький?
– Тебе-то какая разница, Сэл? Заделалась защитницей нолей? Покровительницей слабых и невинных? – Злость, исказившая его черты, отступила, сменилась жестокой, вырезанной на лице улыбкой. – Почему тогда тех не спасла? Может, даже вышло бы.
И следующие слова он вытянул, словно клинок из ножен.
– Если бы ты могла лететь.
Мои шрамы вспыхнули. Ноги как будто превратились в каменные гири, приковавшие меня к земле, и я остро ощутила тяжесть собственного тела. Как и он.
Всякий мальчик когда-нибудь поддается жестокости: как муравей корчится, если ему оторвать лапки, сколько камней нужно, чтобы убить птицу с поврежденным крылом.
Жестокость приносит им радость. Дает почувствовать силу. Вызывает желание испытать все это снова. И снова, и снова. Я не собиралась доставлять ему это удовольствие.
Я встречала полным-полно мальчишек, что притворялись мужчинами. Я знала, как ранить и их.
– Ну капец, Креш, – хмыкнула я. – Сдается, чтобы тебя остановить, мне придется просить Враки скомандовать тебе «сидеть».
Улыбка пропала. Лицо сморщилось.
Если ранить мужчину, он утратит три вещи.
– Ты что, блядь, мне сказала?!
Первая – приличная речь. Он мигом бросит все вычурные словеса и выскажет то, что на самом деле у него на уме.
– Прошло несколько лет, Креш, но этого мало, чтобы ты успел разучиться лаять по указке Враки. – Я тоже сверкнула улыбкой. Понадеялась, что попала по больному. – Вот зачем ты здесь? Так хотел повидаться?
– Я здесь, чтобы тебя прикончить, – прорычал Креш. – Враки просил…
– Враки не просит. Мы оба это знаем. Враки тебе приказал. И, готова поспорить, ты вне себя от счастья помчался выполнять.
– Он знал, что ты захочешь его остановить.
Вторая – самообладание. Он уже не стоит во весь рост, не делает вид, будто он тут главный, и становится видна его досада.
– И он послал тебя остановить меня? Или чтобы ты перестал его ногу трахать?
– Я с ним с самого переворота. – Креш сощурился. – С тех пор, как мы пытались вернуть Империуму славу, которую украл Император-ноль. Враки понимал мою ценность. Ты – никогда.
– Ага, когда-то он тебе доверял, – согласилась я. – И его план свергнуть Империум закономерно полетел к херам, насколько я помню. Как думаешь, есть тут связь?
– На этот раз все получится. На этот раз Скраты с ним говорят. Он почти собрал достаточно сил, чтобы открыть проход. Уже скоро Враки вернет Империуму былую славу!
И третье – он теряет разум. И тогда он на крючке.
Вот оно.
Мужчины любят поговорить; мальчики не думают о том, что говорят. А если взять кого-то вроде Креша, кто застрял посередине, наверняка удастся выведать что-нибудь полезное. Враки собирался завершить начатое. От этого можно оттолкнуться.
А Креш? С ним я покончила.
– Враки хочет твоей смерти, – прорычал он. – И Враки хочет, чтобы я…
– Он ждет, чтобы ты. Он бросает тебе кость погрызть, но только ту, которую выбирает он. – Я подмигнула. – И, если будешь хорошим мальчиком, когда вернешься, он почешет тебе пузико.
– Заткни сраную пасть, Сэл.
Вдалеке зарокотала гроза. Вокруг него взметнулся ветер.
– Креш, я не смогла бы извиниться, даже если бы захотела. Я в глуши, на корабле, окутанном магией. Ты и правда думаешь, что тебе хватило бы ума меня отыскать, если бы Враки не сказал, куда отправиться?
– Я СКАЗАЛ…
У тебя, часом, не бывает моментов, когда сначала идея кажется тебе забавной, а в следующий миг – откровенно скверной?
– Заткни! Пасть!
Я увидела, как у него засветились глаза. Услышала песнь Госпожи. И ощутила ветер.
Сперва он зашептал, затем взвыл, а потом запел собственную песнь. Мелодию из бессмысленных нот – тумана и речной пены, листвы и песчаника с берега, изломанных балок и железных прутов корабля. Они завертелись вокруг Креша вихрем отрицания, воющей песней, припевом которой стала его пронзительная ярость.
Небесникам не очень хорошо дается контроль. Крешу – особенно. Еще минута – и ему даже не придется напрягаться. Он соберет достаточно острых обломков, чтобы пригвоздить меня к месту.
Ну, хуже не станет.
Я направила на него Какофонию и, не целясь, спустила курок. Патрон вырвался, угодил в ураган и взорвался вспышкой голубого света. Изморозь расцвела, распалась зазубренными осколками, кружащими на ветру.
Ты, наверное, назовешь меня кретинкой, ведь я по сути добавила ко всему хламу Креша еще и острые ледышки размером с хороший нож. Но если бы тебе выпала возможность увидеть то, что открылось мне, ты поняла бы меня.
Я едва могла разглядеть Креша за беснованием вихря – фигурку посреди воющего безумия. Пятно светлой кожи, побледневшее до синевы.
Пусть Госпожа Негоциант предлагает нам разные сделки, ее магия исходит из одного источника. Все школы взаимосвязаны. Поэтому ветер мастера неба, особенно столь буйный, способен усилить чары вроде Изморози и обратить несколько осколков в леденящий поток.
Я улыбнулась, проверила барабан Какофонии. Руина приветственно блеснула. Все, что нужно, – держаться подальше, пока Креша не заморозит собственный ветер. И тогда я смогу сломать его, как дешевый винный бокал. Нужно только не попасть под обломки и надеяться, что больше ничего не…
– Стреляй! Стреляй по нему!
Я так, блядь, и знала.
Можно подумать, кучка убийц не станет орать о том, что они собираются сделать. Некла, стоя на краю крыши, тыкал пальцем в небесника. Рядом выросли Пеплоусты и, вскинув арбалеты, принялись палить по вихрю.
– Неужто подкрепление? – крик Креша слился с воем ветра. – А я-то думал, ты чтишь кодекс. Разве мы не цивилизованные люди?
Потоки слегка замедлились.
Убийцы, воодушевившись, дали новый залп.
А я бросилась бежать.
Я знала, что сейчас будет.
– ОКУМАНИ ОС РЕТАР!!!
После мгновения неподвижности он взорвался. Песнь Госпожи Негоциант вдали завершилась крещендо. И хлынул мощный шквал. Камни, комья грязи, обломки металла, разбитые доски и хер еще знает что ударили в крышу корабля градом дерьма.
Тела разрывало на части, кости ломались, кожа лопалась. Кровь окрасила небо алыми каплями, на мгновение зависшими в воздухе, прежде чем их засосало обратно в смерч.
Доски я не ожидала.
