Ну, вернее, не просто револьвер, но жизни в нем явно не было.
Я оторвала от него взгляд – желая избавиться от ощущения, что он смотрит на меня в ответ, – однако в Вепре было немного вариантов для передышки. Конгениальность свернулась в клубок, утомившись после прогулки. Кэврик управлял Вепрем. А Лиетт…
Лиетт по-прежнему хранила молчание. По-прежнему не смотрела на меня.
По крайней мере, когда я смотрела на нее. Иногда я чувствовала, как она задерживала на мне взгляд. Как ее губы силились найти слова, вопросы – то, что нужно сказать, чтобы меня починить.
И всякий раз я просто опускала взгляд на свои ладони, татуировки, шрамы. Задумывалась о том, что злит сильнее – мысль, что мне якобы нужна починка, или тот факт, что, даже будь я согласна, я понятия, блядь, не имела, как это сделать.
И всякий раз я чувствовала, как револьвер вспыхивает немного ярче, как тепло в нем пульсирует все сильнее, раз, два, три. Как сердцебиение.
– Долго еще? – прорычала я затылку Кэврика, чтобы отвлечься от этого звука.
– Плевелы тянутся на три сотни миль. Мы сожгли большую часть топлива, можем проехать еще примерно миль пятьдесят, чтобы нам хватило на обратный путь на дружественную территорию. – Кэврик оглянулся через плечо. – Так что если ты надумала более конкретный пункт, чем «север», сейчас самое время.
Пеплоусты не сказали, куда именно в Плевелах отправился Враки. Но было и не нужно. Я слишком хорошо знала Враки и все его грани – безумца-душегуба и гения, коими безумцы-душегубы столь часто являются. А вот чего ему не хватало, так это творческой жилки.
Призыв – искусство настолько редкое, что его приверженцев можно сосчитать едва ли не по пальцам, и все они не способны призвать Скратов. Замысел Враки требовал колоссального количества магии, какое можно найти на земле, которая была столь обезображена магией, что вся пропиталась ею. Однако заигрывать с подобной силой опасно, и чтобы свести риски к минимуму, Враки отправится в знакомое место.
Среди Плевел со всеми их трупами и обугленными руинами найдется множество мест, где Враки будет чувствовать себя как дома. Но теперь, когда я знала, что ему нужно еще больше силы, оставалось лишь одно место.
Потому что лишь за одно место Враки нес ответственность лично.
Я не стала рассказывать об этом Кэврику. В основном потому, что не планировала брать его с собой. Как только подберемся достаточно близко, я собиралась огреть его по голове, а потом исчезнуть вместе с Конгениальностью. Пусть Кэврик очнется и двигает куда там ему надо.
Он приятный парень. И все-таки – приятный парень из формирования, у которого по-прежнему есть веская причина пытаться меня прикончить. Вдобавок он так славно переносил свое «похищение». Он доставил меня достаточно далеко, так что я с радостью отпустила бы его восвояси.
– По крайней мере, – пробурчал Кэврик, – скажи, где остановиться, чтобы проветрить.
А вот не выклюют ли ему прежде глаза – зависело не от меня.
Конгениальность в своем углу вытянула шею и возмущенно крякнула. Она, вероятно, сообразила, что речь шла о ней. Она у меня смышленая, чертовка мелкая. Впрочем, жрала она в тот день выдающуюся мерзость, так что Кэврик, возможно, говорил дело.
Подняла взгляд и Лиетт. И снова открыла рот, и снова у меня заныли шрамы. Поэтому я поспешила чем-нибудь заняться.
Я поднялась на ноги и оттянула дверь Вепря в сторону. Высунулась, держась одной рукой, другой натянула повыше палантин, чтобы защититься от ударивших в лицо горячего ветра и каменной крошки.
Вокруг, насколько хватало глаз, тянулся пепел – равнины выжженной земли, камней и деревьев, давным-давно стертых в порошок. Вдали затмевали свет великие вихри. Пепел и пыль, пепел и…
– Стой, – шепнула я.
Вот. Силуэты на фоне мутного неба – руины построек, остовы башен и казарм, сорванные ворота и стены, лопнувшие, словно фрукты от удара о землю. Даже разрушенные, они стояли крепко, пусть и не высоко, не желая угасать и уходить в небытие. Песчаная буря, способная затянуть само небо, не могла затмить ни неумолимые разрушения, ни удивительное искусство мастеров. И сквозь вихри виднелся одинокий шпиль, увенчанный потрепанными останками стяга, который ветра все никак не могли одолеть.
Я знала эту башню. Я знала этот форт.
И, судя по тому, как обжег мне ладонь Какофония, не я одна.
– Вон там! – перекричала я стон ветра. – Еще миля, и все! Останови вон там!
– Что? – крикнул в ответ Кэврик. – Уверена?
Да. Увереннее не бывает. Отпрыски, мне помогите.
Двигатели Вепря взревели. Силуэт впереди стал четче. Показались разбитые окна, снесенные дымовые трубы кузниц. Башенки, что старались держаться прямо, створки ворот, что цеплялись за свои проржавевшие петли. Он стоял у подножия горы, вздымаясь короной на разбитом челе усталого, побежденного короля.
Когда-то этот форт был горделив, что та гора. Когда-то в нем обитала тысяча солдат и пять тысяч счастливых людей: ремесленников и ремесленниц, мужей и жен, семей. Когда-то он был ценнейшим перстнем на руке Революции.
Пока в его двери не вошел Враки Врата.
Под колесами заскрипела пыль. Двигатели перешли с рева на низкое рычание. Затем Вепрь умолк. И заговорил ветер. Не так, как с Крешем; он не выл, не заходился криком. Он шептал, стонал, как матери, что хоронят детей, как отцы, что просыпаются ночами и видят рядом пустую постель.
Одна из странностей Плевел. Из тех, что тебя не убивают.
Я спрыгнула на землю. Под ботинком хрустнуло. Я не стала смотреть; знала, что увижу то, что уставится на меня в ответ.
Хрустнуло громче – за мной наружу выбралась Конгениальность. Встревоженно гукнула и огляделась, но на этом все. Зверье избегает Плевел по тем же причинам, по которым туда не следует соваться и людям. Но все-таки для девицы, что однажды по шею зарылась в кишки недельного мертвеца, она слишком нервничала. Правда, держалась она посмелее, чем…
– …Генерал помилуй! – высунулся из Вепря, цепляясь за дверь, Кэврик. – Это ведь не нормально, да? – Поежился, заслышав стон ветра. – Почему он издает такой звук?
Я пыталась пропустить его мимо ушей.
– Я ничего не слышала.
«Зато определенно почуяла, как ты обделался», – хотела добавить я, но решила, что и так слишком часто угрожала его пристрелить. Зачем еще и язвить?
– Слушай, если ты не хочешь идти…
Кэврик, покачав головой, не дал мне договорить. Опасливо глянул на землю, только потом спрыгнул. Ботинки по щиколотку утонули в пепле и мелком камне. Кэврик согнал гримасу с лица усталой улыбкой.
– Как ты говорила, – произнес он, – я здесь неважен. Важно то, что они намерены сотворить.
Чтоб меня драли, а ведь он поверил. Каждому сраному слову. Даже после всего, что он увидел, я до сих пор не убила в нем веру в добрую природу человека. Большинство попавших в Шрам быстро заглушают в себе этот голосок. Горстка несчастливцев проживает достаточно долго, чтобы стать свидетелями его смерти. А некоторые…
