– Земля ранена.
У некоторых его нет изначально.
– Постоянное воздействие магии существенно повлияло на ландшафт. – Лиетт заслонила лицо от пыли – заглушить голоса это все равно не помогло. – Долгое нахождение в Плевелах зачастую приводит к безумию. Нам не стоит задерживаться. – Я затылком ощутила ее взгляд. – Нам вообще не стоит здесь находиться.
Заныли шрамы. Вспыхнул Какофония. Завыл ветер. Я предпочла сосредоточиться только на одном и плотнее затянула палантин, пряча лицо.
Взяла поводья Конгениальности, потянула. Птица послушно шагнула. И, мотнув головой, я повела свой отряд к вздымающейся впереди тени.
– Погоди, – поспешил меня догнать Кэврик. – Мне нужно оружие.
– Не-а, – отозвалась я.
– Я не пырну тебя в спину. Даю слово.
– О, в этом я не сомневаюсь.
– Тогда почему нет?
– Потому что она доверяет оружию лишь в собственных руках, – пробормотала Лиетт.
– Или, – рявкнула я через плечо, – потому что единственная польза от оружия при встрече с любым местным существом – это прикончить себя, пока оно тебя не сожрало. – Я фыркнула. – А если оно сожрет тебя, значит, сожрет и твое оружие, и чем тогда самоубиваться мне?
Ответ им не понравился. Но зато все заткнулись. Ура.
Хруст под ногами утонул в звуках ветра. Всякий раз, как он заговаривал, всякий раз, как шептал на ухо, я слышала, как Кэврик подпрыгивал. Видела, как Лиетт обхватывала себя руками, низко склоняла голову, пыталась их заглушить. Но я хранила спокойствие. Лишь потому, что прислушивалась к другому голосу.
Спроси ноля, в чем разница между ним и магом, и он скажет, что это сила: маги вертят нолями как хотят, смотрят на них сверху вниз потому, что те неспособны передвигать всякое дерьмо силой мысли или что там еще. Спроси о том же мага, и он скажет, что у нолей нет музыкального слуха.
Они не слышат песнь Госпожи Негоциант.
Не слышал ее и Кэврик. Только ветер, пропитанный агонией и болью, которую ему довелось здесь увидеть. Для Лиетт это тоже звучало истерией бессмысленных звуков; чаропись – не истинное искусство.
А я?.. Я слышала музыку. В стонах и шепотках я различала вплетение песни. Иногда далеко, словно ничейное эхо. Иногда близко, словно Госпожа шагала совсем рядом. Ее голос странствовал по пустошам Плевел на ветру в поисках Мены, которую она забыла собрать. Жутко. Как будто вдоль спины проползала ледяная змея. И я надеялась, что так будет продолжаться и дальше.
– Бля!
Кэврик?.. Совсем некстати.
Я развернулась, Какофония прыгнул в ладонь, нацелился туда, куда устремился перепуганный взгляд младшего сержанта. И я мгновенно увидела.
Ты, наверное, сказала бы, что оно похоже на человека. Ходит на двух ногах, у него есть две руки, туловище и голова, кое-как скрепленные вместе. Но нет тела – в том смысле, о котором ты думаешь. Оно сплетено из пыли, битого камня и ветра, сбитых в клубы, смутно напоминавшие конечности.
Оно шаталось по пустошам неловкой походкой, дрожа, силясь удержаться единым целым. И неприятно напоминало мне ребенка, который только учится ходить.
А еще, как и ребенок, оно страшно вопило.
Облако пыли, служившее лицом, зарябило, выстроило рот из камней и комьев грязи. Этот рот был разинут и испускал оглушительный безутешный вой, который уносился так далеко, что никакому ветру и не снилось.
– Что за херь? – Кэврик предусмотрительно спрятался за Конгениальностью. – Что это за херь?!
– Отголосок, – ответила я, убирая Какофонию в кобуру.
– Что?
– Отголосок, – Лиетт подобралась к существу опасно близко, словно изучала самое обычное насекомое, а не, скажем, ходячую подборку воплей. – Также известный как ветродух. Характерны для этой области Плевел. Безвредны.
– Безвредны? – уставился на нее Кэврик, едва ли не оскорбленный. – Безвредны?! Перед тобой какой-то… какой-то призрак, и ты считаешь его безвредным? Безвредным?!
– Отголосок – не призрак, – презрительно фыркнула Лиетт. – Не позорься. Это всего лишь остатки коагулированной бесформенной памяти, порожденной чрезвычайно сильной болью или страхом, которые обрели форму и звук благодаря латентной магической эссенции, что сохранилась в окружающей среде. Все просто.
Кэврик моргнул.
– А. Но…
– Просто!!! – рявкнула Лиетт.
Отголосок повернулся и, пошатываясь, направился к нам. Я не смотрела, не признавала его существование и, что самое главное, не думала о нем. Кэврик же пялился на него, широко распахнув глаза и уронив челюсть.
И уже очень скоро Отголосок уставился в ответ.
Ветер соткал из грязи нос, рот, глаза и уши. Потом – тело, обратив клубы пыли в подобие женской фигуры, затянутой в тяжелый военный мундир. Короткостриженая, высокая и прямая, с приятными чертами лица. Можно было назвать ее даже привлекательной, если бы не горящие мучением глаза и раззявленный в крике рот.
– Твою мать!! – заорал Кэврик так громко, что шлепнулся на задницу. Не поднимаясь, на четвереньках отполз подальше. – Твою мать, твою мать, твою мать!!!
– Узнал кого? – поинтересовалась я.
– Это же… это Сабрита, – с трудом охнул Кэврик. – Моя кузина. Она… сдавала офицерский экзамен… пыталась сдать. Она… она не… Испытания, они убили… – Он уставился на меня. – Как?!
– Кэврик, пожалуйста, – Лиетт вздохнула. – Он тянется к твоим воспоминаниям, в физическом смысле питается эмоциональной травмой, которую ты можешь проецировать, и черпает оттуда облик. Как мне еще тебе разжевать?
– Но почему оно подходит ближе?
Я вытащила Джеффа и, шагнув, перерубила Отголоску песчаную шею. Брызнуло каменной крошкой и пылью, грубым подобием крови, потом распалось кучей грязи и тело.
– Как… как ты?.. – изумился Кэврик.
Я пожала плечами.
– Оно сдохло, ведь ты вспомнил, что клинок убивает людей.
Во взгляде, которым младший сержант смотрел на меня, не было ничего, кроме страха. Но, по крайней мере, он поднялся на ноги. Так что я просто вздохнула и обвела глазами пустоши.
– Слушай… Ты ведь знаешь, что Плевелы не всегда так выглядели, верно?
– Разумеется, – наконец обрел дар речи Кэврик. – Ужасам, которые Империум навлек на эти места, и храбрым жертвам революционеров, сражавшихся ради их защиты, посвящены первые же уроки военной истории в офицерской академии.
– Не лучшая защита вышла, м-да? – произнесла Лиетт, глядя вдаль.
Я покачала головой.
– Ага, революционеры полегли. Но и маги тоже. В самый разгар сражений умирали тысячи. На земле лежало столько трупов, что и не сосчитать. И они увядали, разлагались. Их Прах развеялся по ветру, пропитал почву, растворился в водах.
