Я обвела рукой завихрения пыли, выжженную землю.
– Это все, конечно, из-за магии. Ну, или отчасти, если уж на то пошло. Небесники разорвали ветра на части. Огонь и лед обратили почву в прах. – Я прочистила горло. – Обычный, не тот, что с большой буквы «пэ». Как правило, такая магия действует, пока жив тот, кто ею владеет. Но когда столько сил сплелось с таким количеством Праха, получилось…
– Идеальное место, – пробормотал Кэврик. – Понимаю. Вот почему сюда пришли скитальцы. Для задуманного Враки нужно много магии.
– А здесь она буквально в сраном воздухе витает, – подтвердила я. – Ты, вероятно, прямо сейчас вдыхаешь какого-нибудь мертвого ублюдка.
Зашелестела ткань; Кэврик поспешил прикрыть нос воротником. Я бы от души над ним потешилась, но не было времени. Песнь Госпожи зазвучала громче. Поднялся ветер, пыль сгустилась. Конгениальность, заклокотав, потянула повод.
И вдруг они оказались повсюду. Соткались из ветров, восстали из грязи, из пустоты сперва ноги, потом туловища, руки и черепа. Глина дала им глаза, не способные моргать, рты, не способные закрыться. И у них были голоса.
И они орали.
Вой заполнил небеса, заглушив ветер и даже песнь Госпожи. Они побрели вперед, едва переставляя рассыпающиеся под ними ноги, протягивая руки, искривленные, рассеивающиеся в пыль. Их глиняные глаза нашли меня. Разинутые рты заговорили на лишь мне известном языке.
Шепот. Нападки. И прежде всего – мольбы. О милосердии. О жизни. О пощаде для любимых.
Мое сердце оборвалось. Кровь застыла в жилах. Я услышала каждое слово.
И бросилась бежать.
– Живо! – рявкнула я, дергая поводья Конгениальности. – Не стоять! Не оглядываться! Не слушать их!
– Что происходит? – поспешил догнать меня Кэврик. – Я ничего такого не помню! Или это вы?!
– Дремлющая память, может быть! – прокричала на бегу Лиетт. – Плевелы – загадка!
– Но ты говорила, они безобидны!!! – заорал Кэврик, силясь перекричать заполняющий само небо вой.
– Я говорила, безобиден один!!! – обогнала его Лиетт, и мы понеслись дальше вглубь вихря.
Отголоски не стали нас преследовать. Они мимолетны, зыбки, словно пыль, из которых и состояли, не способны удерживать внимание. Когда мы приблизились к форту, они рассеялись по ветру вместе со своими воплями.
Но их голоса продолжали звенеть у меня в ушах. Шепотки, крики, мольбы – я слышала их за своим прерывистым, неподвластным мне дыханием. Они цеплялись ко мне, въедались глубже шрамов, пока я не стиснула зубы и не зажмурилась, чтобы их унять.
И воцарилась тишина, которую нарушало лишь эхо моего дыхания.
Я ничего не могла поделать. Я смотрела в глаза убийцам, видела города, где было столько страданий, что лучше б они были кладбищами, и бровью не вела. А тут не находила сил отдышаться, угомонить сердце и перестать глотать закоптелый воздух.
Потому что передо мной замаячили они.
Сначала я увидела ворота. Стены, опаленные пламенем, изрешеченные ударами, держались вполне достойно, однако ворота сопротивлялись отчаяннее всего. С надломленными петлями, иссеченными засовами, они по-прежнему храбро обороняли то, что было им доверено. Добротная, массивная древесина, опоясанная железом, прогнила, проржавела, но долгие годы стояла гордо.
И все же… эти ворота не сумели остановить то, что обернулось их крахом.
– Ты как?
Я опустила взгляд. На пальцы Лиетт на моей руке.
– В порядке, – соврала я, оттолкнув ее.
– Не похоже на «в порядке», – она проследила, как я догоняю ушедшего вперед Кэврика.
– Это место… – прошептал тот едва ли не благоговейно. – Я уже видел эти ворота.
Наверняка. На картине или в научном труде. Когда-то эти ворота были широко известны. Их даже считали несокрушимыми. О том, сколько атак пехоты они выстояли, сколько пушечного огня презрительно стряхнули, ходили легенды. Я слышала их все – еще до того, как впервые увидела эти ворота собственными глазами.
А когда их в один миг разорвало, я позабыла легенды. Как позабыли и остальные.
Несмотря на все трещины и дыры, стены почти не пропускали ветер. Крепкие, возведенные на веки вечные. Вверху кружили плотные коричневые облака пыли, испуская недовольные стоны, причитая, что им не дозволено просочиться внутрь.
Я ни за что не пришла бы сюда без надобности. В отличие от Враки, для меня там нет добрых воспоминаний.
Постройки стояли на прежних местах. Казармы – на севере, ближе к воротам. Дома для семей солдат и рабочих – на западе, вдоль дорог, что уходили вглубь горы, в шахту. Горны и кузни – в низкой долине вдоль южной стены, под надзором одинокого шпиля с одиноким же стягом.
Некогда там располагалась Ставка Командования. Башня, откуда революционный страж обводил взором землю, которую тогда не называли Плевелами. Землю, которую ноли тогда считали новым раем, свободным от хозяев, от магов.
Все изменил один вечер.
Когда вблизи показался небольшой имперский отряд, они ни хера не сказали. Ни сирен. Ни предупреждений. Ни приказов увести из форта шахтеров, сталеваров и их семей. Они просто собрали революционный отряд в несколько штык-ружей, чтобы прогнать врага.
С чего бы им поступать иначе? В конце концов, к ним шли всего несколько имперцев: высокий, тощий мальчишка с мечом, красивый мужчина в изысканном плаще и горстка кавалеристов, среди которых была юная девушка с белыми волосами.
В тот вечер дела шли своим чередом. Никто не заволновался, что отряд революционеров долго не возвращается. Шахтеров заботили пайки и новая рабочая форма на зиму, а вовсе не имперские маневры. И среди дыма, который изрыгали горны, никто сперва даже не заметил пламени.
Пока створки ворот не выбило настежь.
– Бессонная.
Шрамы тут же вспыхнули огнем. Какофония загремел, как будто находил происходящее забавным, – или это был ветер, не знаю. Я оглянулась, увидела Кэврика, который, запрокинув голову и раскрыв рот, глядел на башню. Пыль слегка рассеялась – ровно настолько, чтобы показался истрепанный стяг и эмблема на нем – скрещенные кирка и молот. Потертый, изорванный, но горящие глаза Кэврика словно смотрели на самого Видящего Бога.
– Я знал! – прошептал он. – Знал! Мы проходили это в академии! Бессонная! – Он перевел взгляд на меня, широко улыбаясь. – Перстень на пальце простертой руки Революции! Кузница авангарда! Колыбель Вепря, Гремучника, Драгуна!
– Никогда о ней не слышала, – пробормотала я слишком слабым голосом, слишком пересохшим ртом, чтобы в эту ложь поверили.
– Скопление домов у ничем не примечательной, помимо размеров, горы, – заметила Лиетт. – Надо полагать, для Революции сие представляет важность.
– Важность? – Кэврик скептически хохотнул. – Да это была одна из первых крепостей Революции, возведенная сразу после того, как мы освободились от гнета Империума! – Он указал на гору. Как будто знакомил меня со своей огромной каменной девицей, ей-богу. – Да только эта шахта давала работу тысячам людей и производила больше вооружения для армии, чем любая другая. Земли вокруг нее кормили целые города! Да она выстояла против бесчисленных имперских атак!
