Сверху открылся вид на оплетенную пещеру. Металл блестел на свету, тянулся к теням серебристыми изящными пальцами. И тени, застенчивые, невзрачные, тянулись в ответ, нежно обнимая сверкающие искры.
Красивое зрелище, не могла я не признать, пусть надо мной и висела смертельная угроза.
Но и вполовину не такое красивое, как то, что я увидела у дальнего края пещеры.
Не заметила бы, если б не слабая игра света и мрака. Там, у стены, тени сгущались сильнее. И, сощурившись, я увидела, что это не просто тень – это дыра в полу.
Путь наружу. Или в никуда. Но путь. Единственный, который мне оставался.
Я полезла вниз, сдерживая ликование, но все-таки не могла хоть немного не порадоваться. Я почти выбралась отсюда. А там будет не так уж сложно выследить Гальту, всадить ей в голову пулю, вернуть список и вычеркнуть имя.
Дела, кажется, пошли в гору.
И это объясняет, почему, как только я спрыгнула на землю, на прогалину ступила тень.
Высокая, тощая, изогнутая, словно усохшее дерево, она брела вперед на неверных ногах. Повернула отвисшую голову к лучу света и голосом, вырвавшимся из сухих губ, прохрипела:
– Э-эй…
36
Шахты Бессонной
Я хотела бы сказать, что это был человек.
Почти человеческого роста, почти человеческого телосложения, на двух ногах. Хотела бы сказать, что тут ничего необычного, просто очередной злобный мужик, которого мне придется прикончить. С мужиком-то я справлюсь.
Я неплохо научилась их убивать.
От мужиков кровь не стынет в жилах.
Не знаю, как еще его описать. Оно стояло у границы света усохшей, хрупкой тенью. И даже не глядя на него, я ощутила, как моя кровь обращается в лед. Тот нож, засевший внутри, провернулся, послал волну холода по телу, лишая возможности шелохнуться.
Если шелохнусь, оно увидит.
Оно помотало головой туда-сюда, и этот жест выглядел… неправильно. Голова дергалась, покачивалась неестественно, как чайник на палке. Оно что-то искало? Или просто так двигалось? Или пыталось придумать, как получше меня убить?
– Э-э-эге-е-е-е-ей!..
И если от его вида у меня застыла кровь, то от голоса чуть, на хер, сердце не остановилось. Он был неправильным, совершенно неправильным, словно блеющая овца пыталась произнести человеческое слово. Я не могла понять, зовет ли оно кого-то, приветствует или просто вопит.
Оно снова покачнулось, встало ко мне спиной. Я решила еще раз рискнуть.
Нашла в себе последний клочок тепла, заставила его перенести меня за скалу. Прижала к груди Какофонию, как дитя любимую куклу. Он горел в ладони, и в другой раз это ощущение меня снова испугало бы. Но не тогда.
Тогда он был мне нужен.
Я зажмурилась. Смотреть на эту фигуру, похожую на иссохшее дерево, было невыносимо, даже думать о нем было невыносимо. Но стоило расслышать шаркающий шаг, как я уже не могла думать ни о чем другом.
Шаги. Голос.
– СЛАВА!
Из блеющего, квакающего рта вылетело единственное слово. Но эхо его не подхватило. Пещера хранила молчание, словно боялась перечить этому существу.
– …слава… слава р… славаславаславаСЛАВАславаславаслава… р… Рево… Рево… слава р…
Оно разговаривало? Кричало? Бормотало? Я не понимала. Слова выскакивали неуверенно, словно существо пыталось догадаться, что же они означают, прочувствовать их смысл.
– …утро десятого… срочно. СРОЧНО. Плетьплетьплеть… личность. Слава… скажи жене… жене… женеженеженежене… скажи жене… Долгих лет. Женелетлетженеженелет.
Не знаю, как я понимала его речь. Как вычленяла слова из безумной, блеющей тарабарщины, что лилась из его рта. Но я их разбирала.
И тут до меня дошло.
– …слава… р… р… Революции…
И если сперва кровь обратилась в лед, теперь она запылала огнем. Меня охватила паника, древний животный страх, который продолжил в нас жить, даже когда мы выстроили города, бурлил в венах, умоляя бежать, кричать, упасть и забиться в рыданиях.
Что б меня драли, я поняла, что это за существо.
Может, это инстинкт придал мне храбрости выглянуть из-за скалы, стремление увидеть врага. Может, это страх подсказывал, что нужно знать, где враг, чтобы сбежать от него. Но, думаю, в глубине души я понимала – это было нездоровое любопытство.
Я никогда не видела Скрата вблизи.
Он стоял посреди прогалины, под серебристым светом. И это был мужчина.
Вернее, когда-то им был. Высокий, смуглый, обнаженный – за исключением потрепанного синего мундира. С головой, двумя руками, двумя ногами. И это все, что осталось в нем человеческого.
Его конечности усохли, вывернулись, изогнулись под неправильными углами, отрастив лишние суставы. Тело тряслось, содрогалось, покачиваясь с ноги на ногу, словно он не привык стоять. А голова… голова была задом наперед, словно кто-то взял его за подбородок и нос, а потом растянул их в разные стороны. Челюсть отвисла, открывая месиво из обломков зубов и извивающегося языка. Глаза повылезали из орбит и бешено вращались, не мигая.
Существо выглядело так, словно натянуло человека как костюмчик, но так и не сообразило, как же он должен сидеть.
– Скажи моей… моей жене… женеженежене… Долгой жизни… Генералу… утром десятого…
Оно говорило, не шевеля губами. Оно изрыгало слова из глотки, свесив язык. Меня передернуло.
Призвать Скрата непросто, а вытащить его в наш мир – уж тем более. Он с большой вероятностью сразу же просто-напросто взорвется и угробит всех в радиусе мили. Иногда он слетает с катушек и начинает убивать, визжать и жрать все, до чего только дотянется. И, если каким-то чудом ничего такого не случится, он все равно не выживет в нашем мире.
Ему нужен сосуд.
Сосуд вроде агента Неумолимого.
Человек, которого искал в Старковой Блажи Кэврик. Человек, которому охеренно не повезло нарваться на Враки Врата. Человек, который перестал быть человеком. Теперь он стал кое-как слепленным мешком из мяса, в котором разгуливал Скрат.
Я пожалела бы несчастного ублюдка – если бы не была уверена, что проклятая дрянь прикончит меня в секунду.
Один взгляд на него выбьет тебя из колеи, даже вызовет отвращение, но ты не знаешь, на что он способен. Пусть выглядит он хрупким, Скрат не принадлежит этому миру. Штуки вроде пуль и клинков ему нипочем. Он способен прыгать выше и бежать быстрее любого человека, разрывать валуны на куски, выдирать деревья из земли, и глазом не моргнув…
– Слава… слава р… слава… Генералу… жене?
Его лицо исказилось. Он не мог вспомнить слова. И разочарованно запрокинул голову.
