– Смерто… клюв? – сощурился Урда. – Это еще что за жалкий крик о внимании?
– Все вопросы к твоей сестре. Она дала ему такое имя.
Пока Урда, разыгрывая целый спектакль, изучал грязь между пальцами птицы, Джеро поймал мой взгляд с другой стороны плато. Свободной рукой он изобразил вокруг шеи петлю и «затянул» ее, вывалив язык и закатив глаза.
Я усмехнулась – и тут же себя за это возненавидела. Не то чтобы я не слышала шуток хуже, но она все равно была плоха. А я прожила достаточно и понимала, что если кто-то начинает хреново шутить, а ты все равно давишь лыбу…
В общем, подобное мне сейчас было совсем не нужно.
Но едрить меня через колено, если мне этого не хотелось.
Оякай не очень-то интересовался перебранкой. Как и остальные птицы. Они бродили по плато, переставляя высокие ноги и время от времени безразлично глядя в небо. Как и делали весь прошлый день.
Как Урда и Джеро весь прошлый день пререкались. Как Агне сидела на повозке, читая уже четвертый любовный роман. Как Два-Одиноких-Старика стоял посреди плато, уставившись на облака, неподвижный, безмолвный – как стоял и сейчас.
Этот налет не был самым скучным на моей памяти. Но занимал по крайней мере второе место. И веселья в ближайшее время не предвиделось.
Что, если птица Тутенга не сумела доставить Революции наше поддельное послание? Что, если они его прочитали и не поверили? Что, если Урда использовал устаревший шифр и тем самым направил корабли в совершенно иное место?
«Что, если, – думала я, – Железный Флот просто-напросто не явится?»
Я спрашивала все это – наряду с прочими более красочными, за что спасибо моей досаде, вопросами – у Двух-Одиноких-Стариков, но получала в ответ лишь загадочную улыбку и одну и ту же тихую фразу:
– Они явятся.
В первый раз я поверила. В шестой – уже нет. И знала, что после девятнадцатого ответила бы уже сама, причем жесткой силой. И поэтому демонстративно проигнорировала вольнотворца – а он меня, – направляясь к краю лагеря.
Где обнаружила ждущую Ирию. Она не ругалась, не пердела, не чесалась в неприличных местах, а просто ждала.
Потому я, по идее, должна была догадаться, что что-то не так.
– Что происходит? – поинтересовалась я, приблизившись.
– Ничего, – буркнула Ирия, вперившись взглядом в землю. – Ну, наверное, ничего.
«Наверное» относится к тем словам, чье упоминание я могу стерпеть, лишь когда не собираюсь проникнуть на флот кораблей с оружием, способным разнести нас на куски. Ирия указала на камень, и я присела рядом с ней на корточки.
Земля темнела беспорядочными рисунками, едва заметными на ее насыщенно-сером фоне. Среди трещин, обломков и узоров, на которые мне было больно смотреть, я едва-едва различила то, о чем говорила Ирия: густое черное вещество, наполовину пепел, наполовину запекшуюся кровь.
А это вещество, если тебе вдруг интересно, ты хочешь видеть лишь в, скажем, двух случаях. Нам не подходил ни один.
– Здесь кто-то был до нас, – пробормотала Ирия. Она провела пальцами по веществу, поднесла их к носу, поморщилась. – И оставил это дерьмо.
– Магия? – спросила я, хотя никогда еще такого не видела.
– Может, – ответила Ирия. – Или алхимия. Или чарография. Или кто-то тут шпехался, и все пошло капец как наперекосяк. Не знаю, блядь, но ни хера мне это не нравится. – Она вытерла пальцы о штаны, потом мрачно уставилась на горы. – След ведет на тот пригорок и дальше.
– Стоит проверить? – Я побарабанила пальцами по эфесу меча. – Не нравится мне мысль, что здесь есть кто-то еще.
– Ой да ладно, что ты говоришь, принцесса Кислохрюсло? – фыркнула Ирия. – Ты, блядь, считаешь, что я тут сижу дожидаюсь, пока хер судьбы нам в жопу постучит? Конечно, я думала проверить, но, чтобы это провернуть, нужна магия, а чтобы провернуть магию, нужна Мена. – Ирия продемонстрировала онемевшие пальцы. – А мое очко еще после наших прошлых магических штучек-дрючек только покалывать начало, так что, видать, ты, я и эта сраная стремная мазючила застряли здесь.
Это в ней, наверное, говорило напряжение. Так же как если б я сейчас насовала бы ей в грязную пасть, это на самом деле насовало бы напряжение. Но тогда вмешается Джеро, а потом, когда я насую и ему, вмешается Агне, и начнется полная катавасия, которая нам тут не нужна.
То есть проблему насилием не решить. А значит, что заниматься ей сейчас я не собиралась. Так что просто-напросто натянула палантин на лицо, поднялась на ноги и зашагала прочь.
– Нет, стой. – Ирия поймала мое запястье и вздохнула, тоже вставая. – Слушай, я просто… – Она запрокинула голову, поморщилась. – Все взаправду, понимаешь? Раньше мы только трепались за выпивкой, швыряли важнецкими словами. А теперь мы правда собрались на дело. – Взгляд Ирии скользнул к ее брату, который с воплями удирал от Смертоклюва, с любопытством следовавшего за ним по пятам. – Все мы.
Я проследила за ее взглядом. Урда рухнул на землю и съежился, птица подтолкнула его клювом.
– Он готов. – Звук, который издал затем Урда, заставил меня скорчить гримасу. – Как бы ни казалось. Ага, понимаю, – вздохнула Ирия. – Конечно, блядь, понимаю. Я просто… не знаю, сечешь? А если на этот раз что-то пойдет не так? А если на этот раз я не смогу все для него исправить? – Она сглотнула ком, жесткий и горький. – Я слышала о том, что ты для него сделала. На Вороньем рынке. Он, э-э, не слишком хорошо такое выносит. С тех пор, как мы потеряли маму.
Я кивнула.
– Из-за Революции.
– Из-за сильных людей. – Ирия не сводила с брата глаз. – Мундиры сменяются, но внутри они все, блядь, одинаковые. Сильные люди с большими штуковинами, которые издают громкие звуки. Такие, как они, срать хотели на таких, как он. – Ирия глянула на меня краем глаза. – Такие, как ты, обычно тоже. Но ты не насрала. Так что, знаешь ли, видать ты не такая уж знатная ушлепина, как я думала.
Я моргнула.
– Спасибо?..
– Просто… если меня не будет рядом, и ты… присмотри за ним, лады? Он… – Гримаса превратила татуировку на подбородке в мешанину линий. Ирия смахнула что-то с глаз. – Кроме меня у него больше никого.
Не то чтобы я ожидала, что Ирия Клеть – всего лишь бесчувственный набор пошлятины и естественных отправлений, несмотря на все истории и несмотря на личное знакомство. Однако я еще ни разу не видела, что она из тех, кто способна чувства проявлять. Настолько крепко она держала себя в узде ради брата.
При любых других обстоятельствах сейчас разыгралась бы сцена с оперным душком. Мы залились бы слезами, обнялись и отпраздновали нашу новообретенную связь песней о дружбе или еще какой хероте.
Но здесь, на вершине этой горы, под этими небесами, сцена казалась… заключительной. Словно Ирия берегла эти слова для смертного одра. И теперь раскрыла их мне.
