– От чего охранять? – буркнул мужчина. – Мы на сраном аэробле. Сюда если кто-то и заберется, то это будут маги. А если они явятся, то нолям все равно жопа.
Если бы они знали про нашу стычку с флагманом, то вряд ли бы так трепались. Ну, хоть какое-то утешение.
– От всего, – ответила женщина, – и вся. Что бы ты ни думал об этом… сотрудничестве, ноли переносят Реликвию, а Реликвия несет на себе весь мир, если верить вольнотворцу.
Вольнотворцы. Реликвии. Скитальцы.
О них я должна была думать. О них должна была беспокоиться. Но чем дольше слушала тот голос, тем глубже входил нож. Тело похолодело. Заныли шрамы. Разум ухнул в темноту.
В ту темную ночь, когда я написала свой список.
– Ага, щас, – фыркнул мужчина. – Если бы я верил, что ноль способен изменить мир, остался бы при Императоре-ноле.
– Вольнотворец считает…
– Да срать мне, что там вольнотворец считает. И ты если б не мечтала о ее койке каждую ночь, то сама бы…
Раздался громкий удар, словно что-то впечаталось в стену. Трубка яростно задрожала. И зазвучал голос, теперь холодный, жесткий:
– Не смей о ней так говорить.
– Иди… на хер… – полузадушенно прохрипел мужчина.
Снова удар. Крик. Что-то рухнуло на пол и не поднялось.
– О нолях – говори что хочешь. О задании – думай что хочешь. Забирай деньги, забивайся в любую таверну, в которой пожелаешь залиться по самые глаза, когда все будет кончено. Но пока ты здесь, против нее ты не посмеешь и пикнуть. Я выразилась достаточно ясно?
Нож в моей спине провернулся. Тело заклинило. Все чувства схлынули, осталась лишь жгучая злоба револьвера в руке.
– ЯСНО?!
Сколько ночей я лежала без сна, гадая, что сделаю, когда снова услышу ее имя. Я перебрала все, что хотела сказать, все слезы, которые хотела пролить, все проклятия, которые хотела на нее вывалить. Я произносила сотни речей в сотне сцен, в которых открывала ей, что же она со мной сотворила и почему теперь должна умереть.
Но в день, когда я таки услышала ее имя?..
– Угу… ясно, Дарриш.
Я не проронила ни слова.
– Сэл!
Агне позвала, но я не слышала. Я не чувствовала лед, брызнувший в лицо, когда я пнула дверь и ринулась в коридор. Я не могла ни о чем думать, обнаружив там ступеньки и взбежав по ним.
Кроме ее имени.
Дарриш Кремень.
Та, что говорила со мной столь ласковыми словами и касалась меня столь ласковыми руками.
Дарриш Кремень.
Та, что делила со мной ночи, которые оборачивались днями, и дни, которые оборачивались неделями.
Дарриш Кремень.
Та, что смотрела.
И молчала.
И ничего не сделала.
Той ночью, когда у меня отняли магию.
Агне звала меня, силилась догнать, но кровь словно отхлынула от ушей так, что я ничего не слышала. Все похолодело – все, кроме шрамов, ног и пальцев, заталкивающих патроны в барабан Какофонии.
Ступеньки привели к стальной двери. Я знала, что Дарриш за ней. Когда я ее открою, я посмотрю в глаза, которые смотрели в глаза мне той ночью, когда Дарриш меня продала. А когда я убью Дарриш, когда наконец вычеркну ее имя из списка…
Я не собиралась проронить ни слова.
Я обхватила Какофонию обеими руками, втянула холодный воздух и толкнула дверь ногой.
На меня вскинулась пара глаз.
Вот только принадлежали они не Дарриш.
– Ты, блядь, еще кто?
Они принадлежали человеку с крепким лбом и грязным ртом. Выше меня на голову, высокий и сбитый, увитый мышцами, в штанах и ботинках. На светлой обнаженной коже отчетливо виднелись синяки от ударов. Темно-каштановые волосы были стянуты в свободный хвост красным платком в тон красному копью, которое парень носил за спиной.
А еще в тон скитальской татуировке на груди: звериным челюстям, изогнувшимся в жуткой ухмылке-оскале.
– Черт, – буркнул парень, потирая кровоподтек, – ноли наняли и тебя? Мы не встречались? Или…
Его взгляд скользнул к револьверу в моих руках. И, когда Какофония уставился в ответ с драконьей усмешкой, на лице парня отразились осознание и страх.
– Етить-колотить, – прошептал он, – ты же…
– Тенка?
Широкая ладонь мягко сдвинула меня в сторону. Агне подалась вперед и, глядя на молодого человека, расплылась в улыбке.
– Тенкалоген?
Страх на его лице вдруг мгновенно сменился рдеющей радостью.
– Агнестрада, – прошептал парень, затаив дыхание. – Агне, блядский ты Молот.
– Обожаю, как ты до сих пор умудряешься впихнуть в мое имя брань, – отозвалась Агне с улыбкой, упирая ладони в бедра. – Ты таки всегда умел заставить меня чувствовать себя сильной.
– Э-э… – Холодная ярость плавно сошла на нет, и на ее место пришло куда менее целеустремленное недоумение. – Я… что-то пропустила?
– Батюшки, где ж мои манеры. – Агне указала на юного скитальца. – Сэл Какофония, с искренним удовольствием представляю вам Тенкалогена юн-Горати, в нашей сфере известного как Тенка Кошмар. – Она мне подмигнула. – Мы когда-то состояли в отношениях.
– Скорее она когда-то еженощно сносила мне башку. – На моей памяти не далеко всякий праведник смотрел на свое божество с таким обожанием, как Тенка на Агне. – Черт, а помнишь, как в Зеленоречье? С цепями? Думал, сраную неделю ходить не смогу! После того, как ты меня взяла в сво…
А недоумение, в свою очередь, сменилось протяжным, громким внутренним воплем.
– С удовольствием бы предалась воспоминаниям, – Агне милостиво прервала беседу, подняв ладонь. – Но я здесь по делу.
– Да ладно? – Тенка склонил голову. – Ты теперь с Какофонией? Славно, славно. Как вас сюда занесло-то?
– Я тут корабль похищаю! А ты что тут делаешь?
– А я тут корабль охраняю от похитителей! – Тенка горько рассмеялся. – Просто чума, да?
– Весьма, – отозвалась Агне с нарастающей прохладой в голосе.
Тенка мотнул головой, неловко кивнув, повисла напряженная тишина. Он кашлянул, стянул со спины копье.
– Ой-вэй, – произнес он наконец, – похоже, придется вас убивать.
39. Железный флот
Так вот, не то чтобы мы все собрались и выродили свод правил о том, какими у скитальцев должны быть имена. Люди, которые могут взрывать других людей на крошечные клочки силой мысли, могут, в общем и целом, называть себя как им заблагорассудится.
Тем не менее для скитальца до сих пор считается как уважительным, так и эстетически приятным брать имя согласно искусству, которым они владеют. Осадник станет Молотом, мастер скорости – Бритвой, и так далее. Это не железное правило, разумеется, но мы по большей части ему следуем, иначе случаются ситуации вроде…
