Я рухнула обратно на пол. На запястье с силой опустился ботинок. Меч уколол горло. Голос, шероховатый и острый, словно грубо отесанный кинжал, резанул по ушам.
– Сэл Какофония, – ощерилась женщина. – Именем Великого Генерала и Славной Революции Кулака и Пламени я приговариваю тебя к смерти.
Я уставилась снизу вверх в темные глаза, такие же взбешенные, как и в день нашего знакомства. День, когда они приговорили меня к смерти в первый раз.
– Третта Суровая, – я кашлянула кровью. – Знала бы, что ты тут, хоть цветочков бы прихватила.
43. Железный флот
Короче говоря.
Налет на аэробли пошел не по плану. Это плохо.
Реликвия, за которой мы охотились, оказалась мутной клеткой для сверхъестественной хреновины, способной менять действительность. Это очень плохо.
Сверхъестественная хреновина оказалась сущностью невообразимого ужаса и неудержимой силы, и она хочет свободу. Это капец как плохо.
Прощу, если решишь, что было несколько недальновидно считать, что хуже, чем постоянно сталкиваться с бывшими любовниками, в тот день ничего уже не случится.
– Я месяцами ждала шанса тебя убить, Какофония.
Но надеюсь, что ты поймешь, с чего я это взяла.
Правда, Третта Суровая – женщина, которая меня захватила в плен и собиралась казнить, но я успела сбежать, подпалив ее город – не совсем любовница. Но сейчас она меня связывала. Так что, знаешь ли, где-то около.
– В каждом мгновении дня, в каждом сне я вижу твое лицо.
Ну, а я о чем.
Она бросала резкие фразы между шелестом пеньки, которой стягивала мне руки за спиной.
– Единственное, что меня поддерживало все эти месяцы – представлять твое лицо и то, как я всажу в него пулю.
Как-то даже жаль, что она собиралась меня убить, потому что, за исключением последней части, звучало весьма мило.
– Ну, бля, что ж ты адресок не оставила, я б черкнула пару строк, – отозвалась я, тайком проверяя на прочность путы. Как выяснилось, между всеми своими мечтаниями о моем убийстве, Третта находила время и поднатаскаться в вязании узлов. – Я-то его забыла, после… ну, знаешь.
Пара мощных рук схватила меня за плечи, развернула и вжала в стену коридора. Воздух резко вылетел из легких, а сколько его там осталось, застряло в горле, на которое легло предплечье. Я, конечно, в последнее время ловила полные ненависти взгляды от множества людей, но у Третты Суровой он казался особенным.
Когда я встретила ее в тот роковой день моей казни, Третта была отточенным лезвием: уравновешенная, прилизанная, ни волосок не выбивался. А здесь, в недрах аэробля, я узнавала лишь гнев в ее глазах. Черные волосы отросли, болтались нечесаными прядями. Углы мрачного лица стали не столько отшлифованы, сколько вытесаны, сточенные слишком частыми хмурыми гримасами и слишком редкими улыбками. А мундир, когда-то предмет для гордости, увешанный орденами воен-губернатора, теперь стал…
Дерьмом.
Дерьмом он стал.
– После твоего побега, – продолжила Третта, – после того, как мне не удалось не дать тебе удрать и убивать, и жечь все на твоем пути. После того, как меня понизили, отправили на самую меньшую, мерзкую развалину в Железном Флоте нянчить контрреволюционных вольнотворцев. После того, как из-за тебя я потеряла все.
Ее рука все еще прижимала мое горло, но остатков воздуха таки хватило на одну фразу.
– Херово… быть… тобой…
Вот и зачем ты это все делаешь, Сэл?
– Я должна тебя прикончить.
Третта надавила сильнее, меня охватил холод, последние крохи воздуха в легких казались кусками льда.
– За всех, кого ты убила после побега, за всех, кого мне не удалось защитить, за всех, кто льет слезы, заслышав твое имя.
Обычно после таких речей следует «но не стану этого делать», однако Третта определенно не спешила.
Когда она все же смилостивилась и убрала руку, я уже не могла стоять. Я рухнула на колени, потом завалилась на бок, хватая ртом воздух. Правда, успела вдохнуть примерно два раза, прежде чем на грудь с размаху опустился ботинок.
– Все эти месяцы, Сэл, – шепот Третты был холодным и жестким, как металл подо мной, – мне не давал спать вопрос – а задумывалась ли ты хоть раз о том, что натворила. О городах, которые сожгла? О людях, которых убила?
О да.
Задумывалась.
По утрам, когда шрамы ныли, а я не могла найти причину встать. Случалось по-всякому, когда лучше, когда хуже – иногда я просто стряхивала эти мысли, а иногда они становились такими тяжелыми, что сил оставалось разве что на вдох. И я изо дня в день никак не могла взять в толк, что же заставляет меня подняться – может, список, может, револьвер, может…
Может, кто-то еще.
Хера с два, впрочем, я собиралась рассказывать это Третте.
– И что, какие выводы? – поинтересовалась я.
Третта уставилась на меня на мгновение.
– Выводы, – отрывисто ответила она, – что глупо спрашивать огонь, почему он горит. Его нужно просто погасить.
Ботинок перестал давить мне на грудь, ладонь красноречиво легла на эфес широкого клинка, притороченного к поясу.
– Если бы не одно «но», я бы именно так и поступила.
Я спросила бы, мол, это потому что я так прекрасна, но как-то не захотелось, чтобы из меня третий раз за день дерьмо выбивали. Просто знай, что я таки могла ввернуть остроумную фразочку.
– Забрела бы ты в какой-нибудь город или фригольд, я убила бы тебя на месте и глазом бы не моргнула, – продолжила Третта. – Но ты посреди Железного Флота. Гордости Революции. Ты что-то задумала. Ты наверняка знала, что мы пройдем этим курсом. И нашла способ проникнуть на корабли. Я не убью тебя, пока не узнаю, как тебе это удалось.
– Ах, Третта, – протянула я, – неужто избавление от бремени командования сделало тебя сентиментальной?
Как только я это сказала, она пнула меня в ребра, так что, думаю, не сделало.
– Я тебя не убью. – Она схватила меня за руку, когда я со стоном перекатилась на живот. – Клинком, кровью, пинками я выбью из тебя все ответы. Хочешь, не хочешь, а последним, что ты сделаешь на этой черной земле – это поможешь людям.
Третта вздернула меня на ноги, наклонилась так близко, что мне на щеку прилетели брызги слюны.
– Лишь когда удостоверюсь, что я остановила тебя, Сэл Какофония, лишь тогда я, так уж и быть, разрешу тебе уйти к черному столу.
Я сцепила зубы, сдерживая мучительную боль, что пронзала меня с каждым ударом сердца. Я заставила себя смотреть твердо, со сталью во взгляде, сжала губы. Стон – последнее, что я выдам.
Судя по бесчисленным нападениям, которые я пережила, нападающий может быть или целеустремленным, или умным, но никак не тем и другим одновременно. И, судя по многочисленным ударам, которыми Третта меня осыпала, она относилась к первым.
