Ненавижу, сука, магов.
А мастеров хвата, сука, ненавижу прямо всей душой.
– Это что было, пропаганда? – рядом с ним встала женщина в таком же доспехе, смахивая электрические искры с пальцев. – И никакой мольбы о пощаде?
– Ноль – это лишь попугай, выучившийся держать оружие, не более, – ответил мастер хвата, сочась презрением. – Они бездумно изрыгают слова, которые им вдолбили.
– Варвары, – пробормотала мастер искры под маской. – Наверху они сражаются как дикари. Их хозяин отчаянно жаждет заполучить то, что они везут на своих механических уродах.
– Тогда мы должны действовать быстро. – Мастер хвата воззрился пустыми глазницами маски вдоль коридора. – Их исследования Реликвии, сколько бы ни было, на этом корабле. Императрица желает получить все, до последнего клочка.
Моя кровь застыла в жилах. Заледенело в легких дыхание.
Откуда они знают про Реликвию? Про исследования? Откуда им вообще известно, как найти корабли?
– А-а, исследования, – произнесла женщина-искровик. – И правда думаешь, что для нолей кто-то их проводит?
– А ты когда-нибудь слышала о ноле, способном написать что-то кроме пропаганды? – Мастер хвата зашагал по коридору и жестом пригласил спутницу следовать за ним. – Если я неправ, не беда.
– Что, если сообщник здесь? – поинтересовалась женщина.
– Нам приказано убить всех нолей, – отозвался мужчина. – Не будем разочаровывать Императрицу, ладно?
Лиетт.
Все остальные страхи в моей голове разом притихли.
Лиетт.
Затем и мысли. Всё во мне – боль, сомнения, тревоги – исчезло, утонуло под именем, что продолжало звенеть.
Лиетт.
Они ее найдут. Они причинят ей боль. Они ее убьют.
– Если мы не…
Три слова. Шипение. Пылкое. Жгучее.
Рукоять Какофонии обожгла ладонь жаром. Пальцы сомкнулись вокруг него, и в голове не осталось даже имени. Только…
– …остановим их.
Он.
Горячая латунь просочилась в вены, выжгла холод и боль. Зашептала языком огня, голосом углей и пепла, несущим сладкую ложь и простую правду. Он говорил не беспокоиться о разрушениях, о страхе, с которым будут на меня взирать люди, ни о чем вообще.
Лишь о тех, кто должен умереть и где их найти.
Позже мне станет стыдно это признать, но тогда?..
Ощущение было классным.
– Эй! Эй!!! – Джеро вскинул руку, пытаясь не позволить мне выскользнуть из ниши. – Ты какого хрена творишь?
Я не ответила. Сэл Какофонии не нужно никому объяснять, почему встать у нее на пути – плохая идея.
– Революционеры увязнут в схватке с имперцами на долгие часы, – встревоженно зашипел Джеро. – Их основные силы окажутся вдалеке от Реликвии. Лучшего шанса не будет.
Я выдернула руку из его пальцев. Я могла бы сказать, что мы в этой Реликвии ни хера не понимаем. Я могла бы сказать, что не желаю, чтобы сидящее внутри нее нечто попало в руки к кому бы то ни было, включая Двух-Одиноких-Стариков. Я могла бы…
Но мы изломаны, и он, и я. Как бы нам ни хотелось, чтобы это не было правдой. И пусть наша боль в чем-то схожа, у каждого она была своя. Боль Джеро заставляла его лгать. А моя заставляла меня уходить.
Это не делало нас равными.
Но около того.
Я бросила на Джеро взгляд. Выбралась из ниши. На моем плече сжалась рука. Крепкая. Настойчивая.
– Уйдешь сейчас, придется уйти насовсем, – предупредил Джеро. – Месть, лучший мир, все, что обещал тебе Два-Одиноких-Старика, все, что заслуживают злодеи этого мира. – Он коротко втянул воздух, потянул меня за плечо. – Если и правда хочешь выбросить все это на ветер, ты просто…
Вряд ли он хотел закончить фразу как «врежь мне в лицо рукоятью револьвера».
Но я все равно врезала.
Хрустнула кость. Брызнула кровь. Джеро с криком отскочил, прижимая руки к месиву, которое до этого было весьма красивым лбом. Мне хотелось думать, что Джеро уловил посыл. Но убеждаться было некогда.
Голос продолжал шептать.
– Жаль, – прошипел Какофония. – Он мне нравился.
Я едва его слышала. В ушах стоял грохот моих же ботинок, я неслась к комнате Лиетт. Мои мысли сосредоточились лишь на патронах, которые я один за другим выуживала из сумки и заправляла в барабан.
Руина. Громкая. Яростная. Злонравная.
– Но, полагаю, мы все перерастаем свои игрушки, правда? – хмыкнул Какофония. – Делу время, потехе час.
Еще патрон. Изморозь. Холодная. Мстительная. Мучительная.
– Слышишь ли ты их песни? Сквозь сирены и крики? Их, должно быть, сотни. Их чары поют. Как прекрасно они звучат, дитя.
И последний. Геенна. Хоронить будет нечего.
– Задавалась ли ты вопросом, сколько из них знают, кто мы такие?
Я захлопнула барабан.
– Задавалась ли ты вопросом…
Я стиснула его пылающую рукоять.
– Сколько из них просыпаются глухой ночью…
Я свернула за угол.
– …крича наше имя?
И со мной шагнул ад.
Я расслышала песнь до того, как увидела их. Мастер искры, со скрещенными на груди руками, нетерпеливо постукивала носком ботинка по полу, ожидая шанса дать волю своим силам. Мастер хвата стоял перед дверью, сжимая и разжимая руки. Воздух мерцал, дверь сопротивлялась попыткам снести ее с петель.
– Уже вечность прошла, – вздохнула женщина.
– Я не виноват, – проворчал мастер хвата. – Дрянь заговорена. Тот, кто за ней, использует…
Может, это все щелчок курка. Или это холодный страх, пробегающий мурашками по затылку, когда кто-то хочет тебя убить. А может, от меня просто смердело.
Но маг поднял голову. И в пустых провалах глазниц маски я увидела, как он распахнул глаза.
– Охереть не встать, – прошептал он, – это что, мать ее, Какофо…
Я спустила курок.
Он опять щелкнул.
И вылетела Руина.
Крик мастера искры слился с песнью Госпожи. Женщина вскинула руки, с ее пальцев, извиваясь, к патрону ринулись молнии. Может, это она от испуга, ну, или такой трюк работает на обычных пулях.
Против той, что взрывается, сработало примерно так, как ты представляешь.
Руина с воем изверглась стеной звука, толкнувшейся вперед. Треснули доски. Лопнули трубы. Магов разметало в разные стороны: мужчина влетел в ближайшую лестницу, женщину отбросило в темноту коридора.
