Зашептал ветер. Синдра и Мерет запрокинули головы. Черный на фоне облаков, вверху промелькнул силуэт. Не птица, а человек: стройный, смеющийся, с мечом в руке. Промелькнул и исчез в пустоте.
Мастер неба.
Они скоро явятся.
– Будем надеяться, – пробормотала Синдра. – Будем надеяться.
Мерет проследил, как она скрылась в метели, оставив лишь отпечатки шагов на снегу. Начал считать про себя, пока и они не исчезли под белизной.
«Шесть минут, сорок восемь секунд, – сказал Мерет себе и перевел взгляд на заснеженную дорогу. – Так что если, условно, если ты умрешь по пути, то тело занесет меньше, чем за час. – Он снял очки и протер их. – Если, конечно, от него хоть что-нибудь останется».
Мерет переехал в Долину несколько весен назад, и первым, что он увидел, был танк. Как будто древний, проржавевший и заросший, погребенный под снегом в кратере, ставшем ему могилой. Но прошло не более двух лет, как Империум его уничижил, как рассказал Мерету один из местных.
Это было традицией Долины – наблюдать, как реликвии войны обнажаются во время оттепели. Вольнотворцы, Пеплоусты и независимые коллекционеры появлялись, когда наступала весна, чтобы снять лучшие части. Первые деньги дети в Долине зарабатывали, продавая с рук части механизмов или имперское оружие проезжавшим покупателям.
Интересно, что найдут на его теле, когда оно оттает?
Интересно, за сколько продадут его аптечку?
Мерет надеялся, что цена хотя бы не подведет.
– Больше, чем нам дали бы за тебя, – вздохнул он в сторону Угрюмца, не глядя. – Не слишком хорошая цена за птицу, читающую мысли.
– Не соглашусь.
Голос Лиетт, неожиданно раздавшись, заставил Мерета довольно высоко взвизгнуть. Лиетт, впрочем, вежливо придержала комментарий. А может, даже ничего не заметила. Когда Мерет обернулся, она стояла рядом, поглаживая шею наклонившегося к ней Угрюмца.
Как Лиетт оказалась тут так быстро? Но глянув на снег, Мерет расхотел знать ответ.
«Никаких отпечатков, – подумал он. – Лиетт не оставила ни единого следа».
– Птица, способная улавливать мысли, может быть чрезвычайно ценной, – заметила Лиетт, изучая животинку. – Сие сгладило бы трудности обучения и способствовало гармоничному сосуществованию с видом, который приносит нам немалую пользу, а также расширило бы наши знания о процессах в их организмах.
– О… э… – Мерет все-таки закашлялся. – Я не имел в виду, что он может… то есть, я просто пошутил.
– Как и я, – ответила Лиетт. – Поэтому ты видишь мое шутливое лицо.
Мерет открыл было рот, оглядывая очень жесткий, хмурый и суровый взгляд, который был на ее «шутливом» лице, но передумал и решил промолчать.
Опытный целитель внутри него требовал вернуть Лиетт в постель: синяки и порезы еще не начали заживать, да и холод не был ей полезен. Но посмотрев на нее… он понял, что у него не хватит духа.
Она стояла прямая, как стрела, ее лицо застыло в первозданной суровости, ни выражение, ни поза не выдавали боли. Но один вид ее ран заставлял Мерета морщиться. Лиетт не столько не чувствовала боли, сколько не считала ее… достойной внимания.
Снег не оседал на ее плечи. Следы не оставались за ней. Все вокруг: холод, ветер, сама природа – не стоило ее внимания.
И эта мысль ужасала.
– Я никогда особо не любила птиц, – прервала Лиетт его раздумья, почесывая Угрюмца под подбородком. – Я нахожу их гигиену отвратительной, отношение к жизни прискорбным, и они чересчур… чересчур…
– Вонючие? – предположил Мерет.
– Мне кажется, об этом я уже сказала, пусть и не подчеркивая, когда упомянула гигиену, – Лиетт глянула на него. – Мне они кажутся чересчур… непредсказуемыми. Механизмы делают то, для чего их проектируют. Сигил делает то, что прописано. При условии, что у тебя достаточно знаний для его сотворения. Но можно знать о птице все, и она тем не менее останется подвержена переменам настроения, у нее все еще будут потребности. – Лиетт поежилась. – А еще у них вечно случается, что они орут в тот самый момент, когда ты оказываешься в деликатной ситуации и крики совсем лишнее.
«Эй, а это чистая правда», – подумал Мерет, осуждающе воззрившись на Угрюмца. В ответ птица сердито посмотрела на него жутким глазом. Аптекарь поспешно отвел взгляд и кашлянул.
– Но теперь они тебе нравятся? – спросил он Лиетт.
Она скорчила рожицу.
– Не уверена, если честно. Пусть они вонючие, шумные и злые, они еще нежные, – девушка улыбнулась, поглаживая оставшиеся три пера Угрюмца. – Если ты нежен с ними. Они успокаивают. Они сильные. И, полагаю, через некоторое время… ты начинаешь ценить непредсказуемость.
Мерет немного подождал, набираясь смелости заговорить.
– Мы все еще о птицах?
– Очевидно, я пыталась незаметно и поэтично намекнуть на другую тему, – Лиетт поморщилась. – Но на самом деле, я не хочу сейчас ее обсуждать, так что не уверена, ставила ли целью что-то, кроме как упомянуть нечто, меня раздражающее. – Она посмотрела на Мерета со странным недоумением. – Это… вообще имеет смысл?
Он моргнул.
– Эм, да. Люди так постоянно делают. Вроде как говорят о чем-то, но ходят вокруг да около. – Мерет снова кашлянул. – Хотя, я уверен, ты и сама это знала, но…
Лиетт долго на него смотрела. Так долго, что Мерет добрую минуту наблюдал, как опускаются уголки ее губ.
– Я не очень… разбираюсь в людях, – сказала она. – Они как птицы. Я могу разгадать закономерности, куда они направляются, что заставляет их чего-то хотеть, и как будто бы понимаю их самих. Но потом вспоминаю, что они большие, громадные и могут меня уничтожить, если вдруг настроение будет… – Лиетт отвернулась. – Я рада, наверное, вот, что я пытаюсь сказать. Рада, что ты ей помогаешь.
– Эмн… всегда пожалуйста, – пробормотал Мерет. – Но я помогаю вам обеим.
Он глянул на ее раны и передернулся.
– Не обижайся, но тебе по виду помощь нужнее, чем ей.
– О. – Лиетт глянула на длинный порез на руке, словно внезапно его заметила, но не особо тревожась об окровавленной повязке. – Теоретически.
– Теоретически?! Ты вообще-то… немало крови потеряла.
– Верно подмечено, но я могу восстановить кровь, – ответила Лиетт. – И раны залечить, и сломанные кости срастить. Но она… она ничего не может исправить.
Лиетт повернулась к Мерету и слегка улыбнулась.
– Но ты – можешь. Это очень важно. Я признательна за твои способности.
Очень странный способ сказать «спасибо», но это, вероятно, все, что ему причиталось.
– Я тоже рад, что смог. – Мерет осмелился подойти поближе, был тут же наказан за наглость быстрым щелчком клюва от Угрюмца и отпрянул, надувшись. – Жаль, что у меня нет способности чинить сломанных дерьмовых птиц. – Он нервно кашлянул. – Опять же, не обижайся, если этот тебе, ну… Приглянулся.
