– Она имеет в виду… – любезно попытался подсказать Урда.
– Я знаю, что она имела в виду, – перебила Сэл. – И спасибо. Вам обоим.
Близнецы переглянулись.
– Видишь? – сказал Урда. – Я же говорил, что она нам обрадуется.
– Да-да, – Ирия щелкнула пальцами. Воздух пронзила нота. Портал раскрылся. Схватив брата за руку, Ирия прыгнула. – До встречи, ушлепки!
Они исчезли. Агне покосилась на Сэл.
– Эта женщина, – проговорила она, – Лиетт. Она… стоило всего этого?
Сэл вернула взгляд. Кровь из пореза стекла на губы, когда она улыбнулась. Вкус был отвратительным. Медный, живой.
– Мы – это все, что у нас осталось.
Агне, кажется, не очень-то поверила, когда, повернувшись, бросилась сквозь снег со своей ношей. Да и кто бы поверил? Впрочем, все это было неважно. Не имело значения.
Она смогла.
Она выжила.
И все, что потребовалось…
Все, что потребовалось…
Малогорка вдалеке содрогнулась. Дом – простой, подходящий для маленькой семьи, которой она никогда не знала – задрожал и рухнул, исчезнув в битве. Еще один труп, который будет похоронен, еще одна реликвия еще одной войны будет занесена снегом, землей, полита кровью, пока все до единой они не исчезнут.
И никто даже не вспомнит об этом.
Потребовалось – мысль пришла горькой, мрачной – все.
Исчез грохот оружия и магии. Несомый слабым ветром, долетел звук трубящего рога. Имперцы? Революционеры? Она не знала. Не знала и кому принадлежат несколько темных фигур, выбежавших из руин Малогорки.
Но последовавшая песня огня и масла, которая заставила ее взглянуть в небо, была очень знакома. Грохочущее эхо металла.
Она знала звук жестких крыльев саранчи.
Аэробль плавно опустился, раскинув черные крылья на фоне облаков, пропеллеры разбрасывали снег, стаскивая серо-белый плащ с окружающего пространства. Впервые Сэл увидела его таким, каким должно было видеть каждому неимущему ублюдку. Огромный. Невероятный. Черная тень во все небо.
Проливающая огонь.
Грянули пушки. Пламя сорвалось с ограждений. Малогорка исчезла в облаке дыма и огня. Могилы выстилались шрапнелью и грязью. Серый окрасился сотней алых ран, сотней вспышек сверкающего пламени, падающих звездами с небес.
Сэл пришпорила птицу. С клекотом и брызгами снега они снялись с места. Но даже когда пылающая пустота уменьшилась, облако красного и черного вздымалось все выше.
Там, над поселением, где когда-то жила небольшая кучка людей, которые никогда не узнают, почему это произошло, осело облако дыма. С большой высоты оно смотрело на нее серыми глазами пепла. Бесстрашный и зловещий взгляд преследовал Сэл. Много после, как она от него сбежала.
Пока не исчезла.
57. Долина
Все было не напрасно.
Эти слова ложились как бальзам на израненную душу. Было ли это правдой, или ложью, значения не имело – Сэл нуждалась в утешении. Она повторяла эти слова, пока губы не онемели, а затем продолжила повторять про себя. Она обмазывала себя этим воображаемым бальзамом, прикладывала к ранам, ноющим мышцам, пока они не начали бы ей помогать встать на ноги и пойти.
Они не успокаивали ее, пока она тащилась по снегу с поводьями Конгениальности. Белые плащи и серые шарфы хлестали вокруг нее, снег и ветер кружили вокруг, превращаясь в океан, заглушая звуки, зрение, свет. Холод щипал кожу, дергал за волосы, кусал за шрамы, как непоседливые детишки с вопросом, на который ей никогда не найти ответа, что они сочтут подходящим.
Или сочтет она сама.
Оно того стоило.
Она укуталась в эти слова, как в плащ. Обернула вокруг так плотно, что едва могла дышать. Слова не грели. Просто не могли. Но она нуждалась в них, чтобы не потерять рассудок. Чтобы заглушить звуки.
Сквозь ветер она слышала их, но не видела. Были крики, панические и отчаянные. Возницы повозок пытались следить за подопечными, близкие искали друг друга сквозь ослепляющую белизну. Иногда были просто мольбы, обращенные к любому, кто мог их услышать. Но Сэл не видела самих людей по ту сторону снежного занавеса и не собиралась их искать.
Слышались вопли – звериные, дикие и до боли человеческие. Крики побежденных, взывающие в последнем усилии перед смертью. Безумные песни победителей, настолько опьяненных ненавистью и кровопролитием, что не могли отличить триумф от агонии. Послышался смех. Рваный. Одинокий. Бессмысленный. Нервное хихиканье человека, осознавшего, что шутка, которую он слышал столько раз, на самом деле не смешна.
Раздавались звуки взрывов. Алые вспышки, как свечи. Столбы огня, взрывавшие с воем снег. Облака сажи оседали синяками на землю.
Или ей только казалось, а вокруг был лишь ветер. И это просто игра воображения. Она не могла думать ни о чем другом.
Оно того стоило.
Они стали опорой. Эти слова. Помогали ей оставаться в вертикальном положении, заставляли двигаться, заставляли верить, что все – и Малогорка, и Терассус, все и вся – должно что-то значить.
Оно того стоило.
Сэл шла с этими словами.
Оно того стоило.
Она опиралась на них.
Оно того стоило.
И с каждым шагом они разваливались.
Конгениальность настороженно крякнула. Впереди сквозь снег обозначилась фигура, и она приближалась.
Лиетт.
Это была не она. В глубине души Сэл это знала. Фигура, которая, прихрамывая, вышла из-за бело-серой занавеси, одинокая и слишком высокая, волочила за собой что-то длинное. На миг вспыхнула лихорадочная надежда. Вдруг они разлучились с Меретом, может, она всегда была такой высокой, а Сэл просто не замечала. Надежда вспыхнула, маленькая, мягкая, горячая.
На миг.
Появилась Третта Суровая, изможденная, окровавленная. Иссеченная ранами, в изорванной форме, тащившая за собой штык-ружье, словно никак не могла расстаться с ним. Она дышала неровно, легкие с хрипом гоняли воздух. Как долго она брела? Как она выжила?
Сэл не спросила. Третта не ответила.
Она посмотрела на Сэл одним глазом, второй полностью заплыл красно-фиолетовым синяком. Третта распахнула рот в безумном крике, подхватила штык-ружье. Бросилась в атаку.
Сэл не двинулась с места. Не стала вытаскивать оружие. Не моргнула. Она видела, как ноги Третты отказывают после нескольких шагов. Видела, как Третта подняла оружие и закричала. Смотрела, как она делает последний тщетный замах. Слишком медленный, слишком далекий, слишком слабый.
Женщина упала на колени. Лишившись оружия, не в силах совладать с телом, чтобы нести его, лишившись всего, кроме ярости, которая ее держала. Третта воткнула штык-ружье в землю, навалившись на него, свесив голову и судорожно пытаясь вздохнуть.
