Как она ничего не сказала. И отвернулась.
– Сэл? – голос Джеро был далеким шепотом, который я едва уловила, наблюдая за тем, как Дарриш идет сквозь толпу. – Ты в порядке?
Почему она здесь? Откуда она явилась? Почему меня не заметила?
Она вообще реальна?
Мысль прокралась мне в голову на когтистых лапах, запала в самую глубину. Я не была уверена. Я в последнее время видела всякое – призраков, сны. Людей, которых я знала, людей, которых мне еще предстояло убить. Она могла быть одной из них – всего лишь осколком покалеченного разума.
А что, если нет?
Я не узнавала звук собственного дыхания, ударов сердца. Звуки и краски вытекли из мира вокруг через рану в моей голове, пока не превратились в кашу из шума и серо-белую массу с лишь одним источником цвета.
Дарриш.
Частичка меня – маленькая, практичная частичка, которая говорила мне не верить сладким речам и запрашивать плату вперед – заходилась криком внутри. Она колотилась о череп и умоляла вспомнить, что́ стоит на кону. Визжала на меня, что нужно задуматься о всех войнах, которые можно остановить, о всем добре, которое можно сотворить, если я просто посижу смирно, пока этот призрак не исчезнет, как и все остальные.
А другая часть меня – холодная, молчаливая, что обволакивала меня самыми темными ночами – говорила тихо. Она просила вспомнить женщину, которая открыла мне свое сердце, когда она нуждалась во мне больше всего. Женщину, которая повернулась ко мне спиной, когда я нуждалась в ней больше всего. Очередное имя из моего списка. Еще один шаг к тому, чтобы стать нормальной. Или насколько я вообще могу быть нормальной.
Скольких войн, спрашивала она, это стоит?
Я не чувствовала ног, вставая из-за стола. Не чувствовала биения сердца, тока крови в теле, шагая к Дарриш – призраку, женщине, имени. Не чувствовала, как ладонь обхватила черную рукоять револьвера.
Все, что я чувствовала – это жар Какофонии под пальцами.
И сделала выбор.
Я потянула, но револьвер не поддался. По руке взметнулась вспышка возмущенного жара, которой Какофония выразил безмолвное неудовольствие. Я глянула вниз – и увидела обхватившую мое запястье ладонь, что и удержала револьвер в кобуре.
Ладонь Джеро.
Цвет и звук вернулись, медленно заполняя мир снова, я посмотрела на Джеро. А вот он смотрел не на меня. Его взгляд был устремлен на стойку.
А взгляд Кропотливого – на нас.
Не заметишь, если не сталкивался: мгновение, когда человек теряет маску, которую носит ради общества, и являет истинное лицо. Черт, да я видела такое тысячу раз, а тут еле успела уловить, так хорош Кропотливый был в своем деле.
Но на кратчайший миг одурманенная безмозглость пьяного хвастуна соскользнула с лица Кропотливого и явила нечто острое, расчетливое и неуютно восприимчивое. Его взгляд заметался между нами, в мгновение ока подмечая все: взгляд Джеро, ладонь на моем запястье, мои пальцы на поблескивающей у меня на бедре латуни. И так же быстро глаза Кропотливого распахнулись в осознании.
– Он нас расколол, – пробормотал Джеро. – Блядь.
В это время маска вернулась на место. Улыбка снова оказалась на лице, отрепетированное отсутствие состредоточенности в глазах. Кропотливый наклонился к Агне, удерживая ее ладонь в своей, прошептал что-то, а потом соскользнул со стула и прошествовал в заднюю часть таверны.
– Пойдем.
Джеро отпустил мою руку и поспешил к Агне. Я помедлила, оглядывая толпу. Воздух заполняли пьяный смех и похабные шуточки. На пол хлюпнуло красное вино, по лужам прошлись шелковые юбки.
И Дарриш Кремень нигде не видать.
Была ли она настоящей? Или это очередной призрак выполз из моих мозгов? Она так быстро исчезла, что хотелось в это верить. Но если она была призраком, Какофония бы сказал.
Я глянула на револьвер.
Ты сказал бы?
Револьвер не ответил.
Времени размышлять не было. Может, позже. Знаешь, когда на хрен разваливаются только несколько вещей, а не все сразу.
– Ты позволила ему уйти?
Я расслышала раздраженное рычание Джеро, наклонившегося к Агне. Женщина озадаченно моргнула.
– Он сказал, что пойдет отлить, – ответила Агне. – И что мне оставалось делать?
– Я говорил тебе не упускать его из виду.
– А я говорила, что моя преданность вашему делу кончается там, где приходится смотреть, как мужик вином отливает.
Джеро перекосило.
– Этого ты не говорила.
– Я как-то полагаю, что это само собой. – Агне глотнула вина, ничуть не взволнованная. – Не переживай. Он сейчас вернется, и мы продолжим. – Она помедлила, задумавшись. – Ну, может, не прямо сейчас, выпил-то он чертовски много.
– Да не вернется он, идиотка, – прошипел Джеро. – Он о нас догадался.
– Невозможно, – Агне покачала головой. – Я само очарование.
– Он узнал… – Джеро спохватился, метнул на меня взгляд. – Кое-кого.
Я не потрудилась подтвердить скрытое за этим взглядом обвинение. Моим ответом была скользнувшая в руку латунь, разворот на пятках и плотно затянутый палантин, когда я направилась в заднюю часть таверны.
Если операция покатится в пекло по моей вине, то я с тем же успехом обязательно отправлю ее туда в пылающем гробу.
Я протолкнулась туда, где скрылся Кропотливый. В уютном коридорчике обнаружилась единственная дверь со староимперской сигилой, означающей нескромно сидящего на корточках человека.
Водопровод, как и вокафон, и несколько столетий неоплачиваемого труда, был одним из немногих революционных нововведений, которые Империум перенял у своих бывших рабов. Какая бы тонкая душевная организация ни была у имперцев, редко встретишь таверну без славной укромной комнатки, где можно отлить.
Славной, укромной и закрытой.
Кропотливый не стал бы первым, кого я застрелила бы на горшке. И, честно говоря, вряд ли стал бы последним.
Я вытащила из сумки патрон – Изморозь, самое чистое заклинание, которое может выдать то, что называется Какофонией – и вставила в барабан. Взяла револьвер обеими руками, ощутила в ладонях его жар.
– Приступим? – поинтересовалась я.
– Давай, – ответил он.
Я выбила дверь и нацелила Какофонию. И, сколь бы ни была готова спустить курок, поколебалась. Почувствовала, как револьвер заклокотал, недовольный тем, что ему не удалось убить, но как он мог меня винить?
Мы оба выглядели бы довольно глупо, потрать я патрон на туалет.
– Блядь.
Я окинула взглядом пустую уборную, обнаружила только воняющую мочой чашу, пустой винный бокал и определенное отсутствие шефов революционной разведки, пригодных для убийства. Что более загадочно, так это отсутствие там иного выхода.
