– Конечно, – проворчала та, возвращаясь в переулок и хватая брата за воротник. – Я ж не отдала Госпоже Негоциант ногу, чтобы добраться сюда. Две-то ноги мне на хер? – Она потянула Урду. – Пойдем, выпердыш.
– Агне, – начал Джеро, – мне очень неловко просить, но…
– Ох, ладно. – Она убрала веер и одной рукой закинула внушительное тело Кропотливого себе на плечо. – Но только потому, что ты был вежлив.
Агне отправилась за остальными в переулок, Тутенг посмотрел по сторонам и беззвучно скрылся следом. Джеро бросил еще один взгляд на разрушения вокруг, потом уставился на меня.
– Ты говорила, что контролируешь эту штуковину, – он указал на Какофонию.
– Я и контролирую, – отозвалась я.
– Здесь целый квартал разрушен.
– Именно. Один квартал. Если бы я его не контролировала, тут бы весь город пылал.
Джеро открыл было рот, будто хотел возразить, но уловил далекий звук. Лязг металла, взволнованные крики, клекот дозорных птиц – они в каждом городе были свои, но я всегда узнавала стражу на слух. И, судя по тревоге на лице, узнавал ее и Джеро.
– И хорошо, иначе они явились бы сюда раньше. – Джеро зашагал по переулку. – Поторопись.
– Иду-иду, – отозвалась я, шагая вперед и тут же начиная заваливаться.
Мне было холодно. Я вся онемела. Но, что самое важное, я была сбита с толку. Очень уж странно – из-под меня исчезли ноги, будто полностью. Я потянулась проверить, на месте ли они, и на пальцах остался липкий жизненный сок.
«А, точно, – подумала я, погружаясь в темноту. – Чуть не забыла, что умираю от потери крови».
11. Убежище кропотливого
Принимая во внимание огромное количество людей, которых я убила по множеству причин, я стараюсь не судить слишком строго.
Уж такое место Шрам, и я признаю, что у каждого есть свой способ справиться с рыскающими в поисках добычи тварями, жуткой погодой и почти постоянными боевыми действиями. Будь то религия, наркотики, военная дисциплина, секс – здесь все люди разные.
Правда, я убивала и одних, и других, и так далее.
Но, как уже сказала, стараюсь не судить слишком уж строго.
Однако…
– Это что, блядь, значит «в доме нет сраного виски»?!!
Мне это не всегда удавалось.
Джеро оторвался от дела как раз вовремя, чтобы не получить правый похоронный, которым я целилась ему в голову или около – сложно сказать, если учесть, насколько мне было больно. На мою неуклюжую попытку сломать ему челюсть Джеро лишь нахмурился и покачал головой.
– Стоит ли тебе напомнить, что в данный момент по городу рыщут целых несколько отрядов стражи в поисках того, кто поджег внушительный кусок посреди Терассуса? – с укором проговорил он. – Мне бы очень не хотелось убить одного или несколько из них или быть убитым, так что не могла бы ты сбавить обороты?
– Не знаю, мудила, – прорычала я сквозь зубы. – А ты вообще можешь еще больше быть таким отстойным в том, что ты там делаешь?
Полуслепая от боли, я следила, как его пальцы бережно наносили мне на бок вязкую, пузырящуюся жидкость. Не знаю, чего это он так осторожничал. Дрянь смердела тухлятиной и мертвечиной, бурлила на коже как жаркое, и с каждым моим вздохом впитывалась глубже в рану, вызывая новый виток судорожной агонии, от которой мышцы напрягались так, что я едва могла тот вздох сделать.
– Векаин – это действенная алхимия, – отозвался Джеро, не отвлекаясь от раны. – С болью ничем помочь не могу, но лучше так, чем истечь кровью.
Тут он меня подловил.
Революционеры, которые на каждом шагу сталкивались с врагами, которые способны их сжечь, заковать в лед или разорвать силой мысли, силились найти действенное и относительно безболезненное средство, что можно использовать в полевых условиях в ответ на бесчисленные способы Империума их прикончить.
И, отказавшись от пункта «безболезненное», они придумали векаин.
Эту алхимическую муть, полукислоту-полуперевязь, изготовил какой-то на всю голову двинутый вольнотворец и стал продавать армиям Великого Генерала в огромных количествах. Действовала она следующим образом: проникала в раны, вызывала спазмы, чтобы остановить кровотечение, и в итоге прижигала их, чтобы несчастный дотянул до лечения получше.
Если вкратце, то как жгучая дрянь проскальзывает в свежую рану, чтобы насильно ее закупорить, ощущается ровно так, как ты думаешь, если, конечно, подобающим образом налакаешься, чтобы вообще такое представить.
Я вот, к превеликому сожалению, не налакалась.
– Так, блядь, достань мне что-нибудь, – процедила я сквозь зубы, прикрывая рукой глаза и чувствуя, как муть продолжает всасываться. – Джин. Эль. Да чтоб меня, Джеро, я даже вина выпью, только притащи то, от чего мне перестанет казаться, что я сейчас кишки высру.
– Очаровательно, – хмыкнул Джеро в ответ. – Как бы я ни хотел помочь, Эрет Кропотливый был революционером. Согласно двадцать шестой из ста и одной Незыблемой Истины ему запрещалось вкушать спиртное или дурманящее, за исключением крайней необходимости сохранить маскировку.
– Чего?!
– Все вопросы к Великому Генералу. Он решил, что алкоголь – это инструмент, которым Империум усмиряет народ.
– Дерьмо птичье, – чуть не заорала я. – Кропотливый у меня на глазах заливался вином в таверне как подросток. Блядь, усмири меня, Джеро! Прям щас на хер усмири!
– Он был шпионом. Пил ровно столько, сколько нужно, чтобы себя не выдать. Тут он ничего не держал. Сухо как у целибатного скелета.
Глупость какая-то, но было у меня такое чувство, что открой я рот, оттуда польются отнюдь не доводы. И раз уж больше ничего не оставалось, я улеглась обратно и понадеялась на собственную силу воли.
Если б знала, до чего все дойдет, попросила бы Джеро, чтоб бросил меня истекать кровью на снегу.
Рухнув прямо на улице, я соскользнула куда-то в холодную темноту. Не знаю, сколько проболталась там, прежде чем меня выдернуло обратно в мир наяву, а из горла вырвался крик.
Я успела оглядеться – низкие потолки дома, умостившегося в глухой части Терассуса, алхимические шары, тихо горящие на книжных полках, заваленных записями, комната с до боли практичной мебелью, включая стол, на который меня уложил Джеро, и стул, на котором сидел он сам.
Уверена, в скромном двухэтажном жилище, где Эрет Кропотливый обустроил себе убежище, было больше интересного, однако в следующее мгновение задымился векаин, в нос ударил запах тухлых яиц, и обстановка стала заботить меня куда меньше, чем перспектива обделаться от боли.
Пожалуй, при всем этом, мне все равно повезло – у Кропотливого был запас этой штуки, и Джеро умел ей пользоваться. Только благодаря ему я была тут, а не валялась на дороге, бледная и обескровленная. Дыхание все-таки выровнялось, а боль начала из острой переходить в тупую.
