Он был грязным. Он был уставшим. Он смердел дешевым шелкотравом. И если не знаешь, скольких Руду Батог убил, поклянешься, что перед тобой всего лишь очередной попрошайка.
Черт, я-то знала! И все равно не могла сказать наверняка, что он не попрошайка. Но каким бы грязным он ни был, каких бы трудов ни стоило сюда добраться, я не сдержала улыбки.
– Ну, – произнес Руду, отступая в сторону и кивая на дверь, – типа добро пожаловать на Вороний рынок.
Назови меня бездуховной, если хочешь, но покупки всегда поднимают мне настроение.
15. Вороний рынок
Первая ложь, которую мы себе говорим – это что мы лучше зверей.
Имперец или революционер, неважно – в каждом обществе полно стихов, пропаганды, опер и военных песен, прославляющих великие дела человечества. Наши цели благороднее низменных инстинктов существ, что рыщут по этим землям, говорим мы себе. Мы не деремся за еду, территорию и секс. Мы боремся за идеалы, принципы и романтику – что сродни сексу, только болтовни больше.
Можешь назвать меня циником, но я давным-давно лишила себя иллюзий по этому поводу. Бесчисленные битвы, масса тягот и некоторые избранные шрамы помогли мне понять и принять то, что, если задуматься, между людьми и зверьми не так уж много различий. Да, мы усовершенствовали убийства и додумались, как сделать еду лучше, а отношения хуже, но, если достаточно присмотреться, ты увидишь, что и у них, и у нас одна и та же природа.
Вместо хищников у нас армии, бандиты и скитальцы. Вместо добычи у нас крестьяне, торговцы или любое количество невезучих мудаков, которые не в ладах с упомянутыми армиями, бандитами и скитальцами. А вместо падальщиков…
– КОМУ ИСПОЛИНСКИЙ ЧЛЕН?!
У нас Вороньи рынки.
– Проблемы в постели?! Неудовлетворенная любовница?! Не уважает отпрыск?! – ревела женщина в грязном фартуке, размахивая мясницким ножом в одной руке и пугающе здоровенным и засаленным фаллосом в другой. Ее голос отражался эхом в сырых сводчатых коридорах, перекрывая грохотание труб и сотню прочих голосов. – Орган этого зверя, должным образом обработанный, даст силы твоему дедуле трахаться две ночи напролет! Придай бодрости шагу, подогрей дела в спальне или продай кому-нибудь еще. Мне насрать, покупайте уже, эта дрянь жутко воняет!
Если бы тебя удивили ее торговые призывы, то удивило бы и небольшое скопище хорошо одетых господ, размахивающих перед ней торбами, в которых звенели деньги, и шумно требовавших дать им этот чудовищный член. И уж точно удивила бы туша здоровенного кошачьего пантерла, покрытого перьями, что разделывали от глазниц до яиц три энергичные дамочки и бережно раскладывали органы по склянкам.
Но, впрочем, только тебя.
На Вороньем рынке ни у кого нет времени на скромность.
Их не найти в цивилизованных местах, благородных и приличных городах со стражей и примитивными понятиями о власти закона. Но на задворках мира, где воздух заполнен страданиями и войны встречают с тем же усталым безразличием, что и плохую погоду, Вороньи рынки такое же обычное дело, как и трупы.
Они всплывают после великих битв, вслед за смертоносными эпидемиями или в местах иных бедствий – невзрачные люди в невзрачных нарядах появляются на полях битвы и в разоренных городах и грамотно все обчищают. Не остается ничего, от великолепных орудий и технологий до колец, сорванных с пальцев мертвецов. Пеплоусты забирают все и находят темный уголок, где это все продать.
Молва растекается как гниль и доходит до всех, кроме закона. И как мухи на труп слетаются покупатели. Некоторые безвредны – коллекционеры экзотических товаров и редких вещиц, вольнотворцы в поисках военных технологий, которые им еще не удалось украсть. Некоторые менее безвредны – главари банд, ищущие оружие, чтобы снарядить своих ребяток на грядущие облавы, скитальцы, которым не терпится найти новые игрушки, чтобы сеять хаос. Пеплоусты не против. Пеплоусты не задают вопросов.
Пока ты раскрываешь кошель и закрываешь рот, ты желанный гость Вороньего рынка, и неважно, кто ты – коллекционер, преступник или, скажем, невероятно привлекательный и очаровательный скиталец, втянутый в заговор с целью уничтожить две империи.
– Напомни, что вы там ищете?
Руду не слишком беспокоила кровавая сцена позади нас. Как и парочка алхимиков в ближайшей нише, склонившихся над котлом, из которого клубился бледный дым и приносил с собой далекий крик; и маньяк в защитных очках, восседающий на груде бронзовой взрывчатки и держащий табличку с надписью «БОМБЫ. ДЕШЕВО. НАДЕЖНЫЕ УБИЙСТВА»; и любой из дюжин мрачных, злобных или злоумышленных торговцев в нишах акведука, каждый из которых предлагал нечто более жуткое, чем предыдущий, покупателям, коих было не меньше дюжины перед каждым, жаждущим смертоносных товаров.
Вероятно, потому, что как скиталец он повидал уже более чем достаточно ужасов.
Или потому что обдолбался как тварь.
– Чертежи! – прокричал Джеро, чтобы его было слышно за взрывом чего-то у нас за спиной, пока Руду вел нас по лабиринту акведука. – Мы ищем чертежи. Или революционные технологии. Как и в прошлые шесть раз, что ты спрашивал.
Честно говоря, на Вороньем рынке довольно легко отвлечься. Черт знает, когда Пеплоусты присвоили подземный акведук Терассуса, который извивался под городом, но с тех пор они определенно извлекали из него пользу. Ни один дюйм каналов, который не был под водой или занят трубами, не остался без торговца, втирающего непотребства и жуть.
– Я вас понял, – отозвался Руду. Правда, судя по тому, что он даже не поднял головы и увлеченно набивал трубку доверху шелкотравом, понял он нас не особо. – Пардон, тут так сложно за всем уследить. Особенно, когда выдул три трубки.
– Может, хватит столько курить? – предложила я.
– Может, хватит быть сраной занудой? – Руду чиркнул по стене лучинкой, прикурил, глубоко затянулся и выдохнул облако розового дыма. – Кажется, у нас тут самый настоящий парадокс, м-м?
– У слова «парадокс» другое значение, – заметил Джеро.
– Да ладно? Ну, может, если дуну еще малость, то соображу. Или перестану тебя слушать. Ща проверим.
Надо ли говорить, что Руду мне нравился.
У нас в прошлом, конечно, были разногласия, но покажи мне пару друзей, которые не поджигали друг друга хоть раз. С тех пор мы нашли общий язык.
И под этим «языком» я имею в виду, что он более-менее правомерно обязан делать то, что я скажу.
Как ты мог уже догадаться, со всеми взрывами и убийствами, мы, скитальцы, народ не законопослушный. Единственный закон, который мы признаем, это Алый дар: бесхитростная безделушка, окрашенная алым, которая передается от одного скитальца другому по своей воле. И она позволяет владельцу получить единственное, что может дать скиталец – единственный дар.
Задание, одолжение, плата – неважно. Скиталец может потребовать в ответ на свой Алый дар что угодно, хоть купить выпивку, хоть убить Императрицу Катамы. Когда вручают Дар, нельзя отказать. Когда обмен совершен, его нельзя не почтить.
