– Романтично – неподходящее слово. – Мерет вспомнил мертвеца и содрогнулся. – Совсем. Но… Шрам – трудное место, будь ты скитальцем или кем еще. Все страдают, все истекают кровью, все умирают… – Он уставился на груду обломков, на то, что некогда было великими вещами, созданными великими людьми. – Все всегда умирают.
– Они умирали и до того, как скитальцы вообще появились. Не война, так бандиты. Не бандиты, так звери. Не звери, так… не знаю, какая-нибудь адская чума, от которой легкие высрешь.
– Такой не бывает, – резко парировал Мерет. – А если б и была, с ней наверняка можно совладать. Как можно прогнать чудовищ, убить бандитов, остановить войны…
– Никто не может оставить войну.
– Но можно делать больше, – настоял Мерет. – Остальное же просто… добыча. Все, что мы можем – это убегать и зализывать раны. Но скиталец способен дать отпор, так ведь? В смысле, вот вы беспокоитесь, что на тракте вас ограбит бандит?
– Все же об этом беспокоятся, нет?
– Не все.
Мерет глянул на большой латунный револьвер у нее на бедре. И тот глянул в ответ; Мерет ощутил это сквозь кобуру. Револьвер смотрел на него. И улыбался.
– Ладно-ладно, в твоих словах есть смысл. – Сэл резко одернула палантин, скрывая револьвер. – Стоит только заметить его, так даже самые смутьяны обычно сваливают куда подальше.
– Но дело не только в револьвере, так ведь? В легендах, молве, во всем страхе, что окружает твое имя. Бывало так, что стоит его произнести – и от тебя уже бегут?
Сэл усмехнулась.
– Однажды.
– Бывало, что после этого кто-то возвращался получить еще?
Усмешка пропала.
– Однажды.
– Когда нападает зверь, что ты делаешь?
– Как правило, стараюсь этого избежать. – Сэл отошла, подхватила что-то с земли. – Но если не могу, то взорву его к чертям.
– А что насчет бандита? Когда они нападают на поселение, в котором ты находишься, как поступишь?
– Взорву их к чертям.
– Что, если революционный отряд попытается забрать тебя на службу? Или имперский судья встанет на постой в твоем доме? Или…
– Я не могу повторять бесконечно, Мерет, – вздохнула Сэл.
Она побрела обратно к груде обломков, волоча за собой бочонок. Перевернула его, и в воздухе завоняло маслом.
– Если все в такой жизни звучит столь великолепно, то что ж сам не попробуешь?
– Ну, э-э… – Мерет прочистил горло. – Скиталец – это ведь маг, так? У меня нет магии, следовательно…
– Есть масса знаменитых бандитов не скитальцев, – перебила Сэл, подтаскивая бочонок к следующей горке. – Рыжая Ринджар, Счастливчик Айро, Страшила – эта, надо заметить, та еще ушлепина. Думаешь, кто-то из них боится грабителей или чудовищ?
– Ну, нет, но они явно с рождения громилы?
– Рыжая Ринджар – да. А еще она дочь торговца. У Айро шестеро внуков. Страшила была поварихой. Все они начинали с малого.
– Но они не были аптекарями.
– Если ты знаешь, как спасти жизнь, то знаешь, как ее и отнять.
Сэл обходила могильники из обломков один за другим и обливала их маслом, пока не вытрясла все до капли и не кинула бочонок в последнюю груду.
– Остальное – приспешники, оружие, сила – ты собираешь по ходу дела. Единственное, что делает нас такими, какие мы есть, – это желание кого-то убить.
Сэл развернулась, посмотрела на Мерета. Не с беспечной усмешкой, которой временами сверкала, не с отстраненной тоской, которую он иногда замечал сам. Сэл смотрела на него так же, как и когда впервые попросила спасти ту девушку, Лиетт.
Она смотрела на него так, будто от ответа зависело все.
– Желаешь? – спросила Сэл.
Желаешь?..
Эхом повторил Мерет про себя. Он видел достаточно смертей. Даже более чем, честно говоря – и все еще проявлял стойкость там, где вид смерти потрясал других.
Не то чтобы это ни разу его не потрясло. Никто бы не смог видеть столько трупов, столько страданий и не дрогнуть. Но под всем этим жалким страхом хранилось нечто крепкое, острое и горячее, за которое он никак не мог ухватиться.
Злость.
Злость на армии, что выкапывали братские могилы, в которых он видел тела. Злость на бандитов, которые сжигали поселения, которые он оставлял позади. Злость на чудовищ, злодеев, торговцев горестями, которые досыта жрали на пирах страданий и хохотали, давясь кровью.
Иногда Мерет мог ухватиться за эту злость. Иногда мог удержать ее в руках и отточить так, чтобы вонзить кому-нибудь прямиком…
– Да, – вдруг сорвалось с губ. – Да, желаю.
Мерет не знал, какой ждал от Сэл реакции. Наверное, неверящий смешок или самодовольную ухмылочку, которой она сверкала всякий раз, прежде чем выдать что-нибудь несказанно умное. Но ни того, ни другого не последовало. Сэл просто смотрела ему в глаза еще мгновение, а потом кивнула.
Мерет говорил искренне. И она это понимала.
– Снаружи Долины есть одна банда. Угрюмые Братки. – Сэл хмыкнула. – Дурацкое название, но они славные, насколько это можно сказать о бандитах, а тот, кто умеет исцелять, им пригодится. Они покушаются на богатеньких мудаков, военные обозы, все такое. А ты явно из тех, кого волнует херня типа кодексов чести.
– Ну… в смысле, я не хочу убивать прямо кого угодно, но…
– За ними все равно должок. Так что могу тебя пристроить, если хочешь.
Мерет моргнул.
– Что? Правда?
И снова этот ее взгляд. Серьезный, жестокий.
– Ты делаешь кое-что для меня. Для Лиетт. Кое-что важное. Сэл Какофония не уклоняется от долгов. Если так я смогу отплатить, то пусть.
Мерет уронил челюсть. Вот же он. Ответ. Способ уцепиться за ту злость, дать отпор, что-то наконец изменить. Мерет запнулся, пытаясь подобрать слова, но они все смешались в кучу.
– Я бы… то есть я бы… само собой, я в первую очередь обязан думать о пациентах. Придется уладить все с Лиетт… что я с радостью сделал бы, даже если б не собирался… или если б не хотел стать… ого, бандитом? А какие кодексы чести? Мне придется поклясться в верности или пройти посвящение? Мне придется сунуть что-то себе в…
– Е-мое, спокойно, я же не про сию секунду. – Сэл полезла в карман, вытащила связку лучинок. – Но если так хочешь… если вообще хочешь что-то… я подсоблю.
Несмотря на ужас всей ситуации, Мерет вдруг усмехнулся.
– Не то, чего я бы ожидал от Сэл Какофонии.
– Слышь, жопа с ушами, обо мне ходит и хорошая молва, – ехидно ухмыльнулась та.
Сэл зажгла лучинку, бросила ее на груду обломков. Те мгновенно загорелась, масло и севериумный порошок вспыхнули фиолетовым пламенем, изрыгнувшим в небо дым.
