– Ну, наутро будешь вся болеть, но лучше уж так, чем иной выход. – Она взяла меня под руку, чтобы я встала и дошла до ванны – мраморной, полной горячей воды, способной вместить шестерых. – Спустя день сможешь двигаться.
– К тому времени полегчает? – поинтересовалась я, пока мадам помогала мне залезть.
– Я этого не говорила. Я сказала, спустя день ты сможешь двигаться. Тогда начнется следующий этап плана.
План.
Раны причиняли мучительную боль, даже после векаина и трудов мадам Кулак. Но резануло не это.
Когда мы вернулись, я не успела разнести Джеро за то, что он не рассказал мне про чертежи или что он их украл, не говоря уже о том, чтобы ему врезать. Он сбежал, как только мы явились сообщить Двум-Одиноким-Старикам последние сведения, сдав меня на поруки добрейшей мадам. Плести интриги. Замышлять.
Не пойми меня неправильно, если б мне не нравились опасные, безумные планы, я не ввязывалась бы в них со столь ревностной частотой. И я понимала необходимость секретности, когда дело доходит до планов настолько опасных и безумных. Не то чтобы я не верила, что Джеро и Два-Одиноких-Старика знают, что делают, но…
Когда тебя исключают из планирования, ты никогда не узнаешь, когда они начнут строить планы насчет тебя.
Я закряхтела, опускаясь в воду.
– Как так вышло, что угрюмая куртизанка, а ныне трактирщица знает о плане больше, чем та, кто вообще-то должна его воплощать?
– Видимо, люди просто находят меня более дружелюбной, тупая ты сука. А теперь сиди тут и отмокай. Это поможет исцелению.
Я откинулась спиной на край ванны, закрыла глаза и попыталась сделать, как сказано. Что стало значительно сложнее, когда мадам Кулак опрокинула мне на голову ведро обжигающе горячей воды.
Отплевавшись, я смахнула с глаз мокрые волосы и уставилась на мадам.
– Тоже поможет исцелению?
– Нет. Но поможет с запахом. – Мадам отбросила ведро в сторону и вышла. – Попытайся хорошенько оттереться, дорогая. Не могу допустить, чтобы в моей таверне смердело мертвыми революционерами и сточными канавами.
Я очень хотела выскочить из ванны и погнаться за мадам, но все-таки сдержалась. Я не собиралась терпеть молву, что Сэл Какофония оставляет оскорбления без ответа. Но если будут говорить, что Сэл Какофония не возражает против оскорблений, если может остаться лежать в приятной водичке?
Бывает репутация и похуже.
Я расслабилась, позволила воде вытеснить все. С каждым горячим вздохом ломота постепенно отступала. Рана, царапины и ссадины, скованность суставов, за которую стоит поблагодарить дорогу в эту темную дыру, что притворялась городом – все боли как будто растворялись в воде.
Кроме одной.
Пальцы сами собой скользнули к груди, нашли шрам. Мой шрам. Тот, что спускался от ключицы до живота, метил мое тело, словно тавро.
Я получила его многие годы назад. Одну жизнь назад, одно имя назад, одного любовника назад – все пресекло лезвие клинка. Где-то среди холода и темноты из меня кое-что вырвали. То, в чем я нуждалась, что я любила, что дарило мне небо, выбралось из моей груди и улетело во мрак.
Тогда я была кем-то другим. Верным солдатом Империума. Величайшим магом, которого им доводилось видеть. Истребительницей врагов, разрушительницей городов – и от той жизни у меня остался лишь шрам.
Он по-прежнему болел.
Как в первую ночь, когда я показала его ей. Когда она держала меня за руку и открыла мне имя, которое не открывала никому, и я поняла, что хочу, чтобы она меня увидела. Всю меня. Мы завалились в грязную комнатенку в убогом трактире, пьяные от вина, смеющиеся над плохими шутками, которые понимали только мы вдвоем. Она попыталась уложить меня на себя. Я не стала. Я смотрела на нее, она смотрела на меня, и я разделась. И показала ей шрам.
Она уставилась на него, на эту уродливую дрянь, что стала могилой моей былой жизни, и я хотела, чтобы она закричала, или рассмеялась, или просто почувствовала отвращение и ушла. Так мы обе избавили бы себя от стольких страданий. Но она ничего такого не сделала. Она села. Обхватила мои бедра руками. Притянула меня к себе так, прижалась губами к моей груди.
И поцеловала шрам.
И я не попросила ее прекратить, как бы ни было больно.
И я прошептала ее имя, как прошлой ночью, и как сейчас.
– Лиетт.
Когда-то я думала, что этого хватит. Просто ее губы. Просто ее имя. Я думала, все, что она могла мне дать – все ее ласковые слова, нежные прикосновения – уймут эту боль. Думала, что если я отгорожусь от этой боли, то смогу быть счастливой вместе с Лиетт, а она со мной, и неважно, как сильно ныл шрам по холодным утрам, когда я просыпалась рядом с ней.
Когда-то я правда думала, что смогу.
Но, как я и говорила, боль боли рознь. Та, что я ощутила, когда впервые оставила постель Лиетт, и близко не была так мучительна, как та, с которой я смотрела на список имен, подаривших мне этот шрам, и думала, что никогда не отмерю им столько же. За все эти годы, пока я приходила, уходила и с каждым разом все меньше пыталась унять мучения, я в конце концов осознала, что смогу отмерить боль только ей.
Я могла жить со многим. Неплохо поднатаскалась, честно говоря. Я оставляла за спиной города, которые сама же подожгла, и не оборачивалась. Я пронзала клинком людей, которые умоляли этого не делать, и продолжала спать крепким сном.
Но ранить ее…
Я закрыла глаза и с этим закрылась от того, что увидела в убежище Кропотливого.
Может, я действительно увидела там ее работу, ее сигилы. И может, если бы они попали мне в руки, я смогла бы по ним выследить, куда она пропала после того, как я последний раз ее видела. Может, я сумела бы ее найти и поклясться, что в этот раз все будет иначе, что боли больше нет.
Но список никуда не исчезнет. Как и шрам.
Так что я останусь тут. Помогу Двум-Одиноким-Старикам. А он поможет мне. И если, поступив так, я избавлю ее от боли…
Ну, если уж на то пошло, у меня бывали сделки и похуже.
Позади меня скрипнула дверь, по влажным плиткам прошлепали босые ноги. Я нахмурилась, прорычала в клубы пара:
– Если вернулась снова меня пытать, то, надеюсь, готова к драке.
Шаги замерли. Она кашлянула.
– Ну, если хочешь.
Я развернулась, услышав не тот голос, который ожидала. В дверях стояла Агне Молот, облаченная в изящный халат из фиолетового шелка, который благородно пытался скрыть ее внушительную мускулатуру.
– Но, кажется, что я тебя сделаю, – усмехнулась Агне.
– Прости, – я отвернулась обратно. – Я думала, что ты… кое-кто другой.
– Кое-кто занятный, надеюсь. – Довольно грациозно для таких внушительных габаритов Агне прошла к другой стороне бассейна и указала на воду. – Позволишь?
