Он, я знала, тоже ей завидовал.
Я скользнула по платью ладонями. Ощущать кожей шелк, без кровавых пятен, без грязи, было странно.
– Я могу его оставить? – спросила я. – Когда мы закончим?
Джеро кивнул. Я мягко улыбнулась.
– Наверное, просто хочется… выглядеть нормальной. Даже если не могу…
– Можешь.
Я впервые посмотрела на отражение Джеро. Он стоял рядом – я не заметила, когда он оказался так близко. Не осознавала, насколько он высок, или насколько глубоко прорезались его морщинки, или когда его руки оказались на моих плечах.
– Когда мы закончим, – произнес он, – появится место без Империума, без Революции, без солдат, убийц, охотников. Два-Одиноких-Старика выстроит его, благодаря той Реликвии. И мы ему поможем. Как только все кончится, мы станем героями.
Джеро сжал мои плечи. Его руки были нежными. Теплыми.
– Или мы можем просто ничем не выделяться.
Он вздохнул. Его лицо в зеркале помрачнело. Его руки соскользнули с моих плеч. Джеро ничего не сказал – не было нужды. Я сама поняла.
Это приятная мечта. Но всего лишь мечта. А пока что мы все еще убийцы, он и я. Пока что мы собираемся красть, лгать, изворачиваться. Пока что мы собираемся создать это место из кровопролития, воровства и гибели империй.
Мы не нормальные.
Пока что.
– Думаю, сойдет.
Я прошлась – вернее, изо всех сил попыталась, в туфлях-то – по комнате. Шелк обнимал куда плотнее, чем я ношу обычно, да и к такому слою грима на коже я вряд ли бы когда-то привыкла, но терпимо.
– Только одна проблема.
Я развернулась, пытаясь рассмотреть собственную задницу.
– Куда мне в этой штуке прятать Какофонию?
Джеро сверкнул кривой улыбкой, которая подсказала, что где-то в течение вечера я совершенно точно врежу ему по яйцам.
– Да, – произнес он, – насчет этого…
20. Поместье юн-Атторо
Вино – напиток для ушлепков.
Не пойми неправильно, я знаю множество отличных любителей вина. В том числе мои некоторые старейшие и дражайшие друзья. Что, впрочем, не означает, что они не ушлепки.
Не то чтобы виски не был напитком для ушлепков, но виски для честных ушлепков. Виски не лжет – ты с первого глотка понимаешь, откуда он, сколько стоит и переживешь ли ты ночь с ним. А вот вино – для ушлепков совсем иного рода.
С виски ты ввяжешься в драку и, если компания приятная, пососешься. С вином ты в основном потратишь кучу времени на трепотню.
– Не то чтобы я ненавидел нолей.
Вот таких ушлепков.
– Скорее наоборот, я с огромным уважением отношусь к тому, что они способны достичь, несмотря на ограниченность. – Келтифан юн-Атторо прервался для последнего глотка из бокала и задумчиво хмыкнул. – Ноли строят наши мосты. Ноли мостят наши дороги. Ноли делают Империум тем, что он есть.
Он взмахнул ладонью. Слуга с серебряным подносом полных бокалов тут же спешно приблизился. Явил пустые глаза, пустую же улыбку. Келтифан взял новый бокал и снова махнул. Слуга низко поклонился – с шуршащим звуком – и удалился к дюжине точно таких же слуг, готовых разносить хорошо одетым гостям угощения и десерты.
Должна признать, качество слуг Келтифана впечатляло. Они быстро реагировали, ничего не роняли и обходились без разрывов. Честно, если бы не пустые глаза, шуршание, с которым они двигались, и одинаковость – вообще не скажешь, что перед тобой бумажные големы.
– Однако сражаются ли они за это? – измышлял Келтифан, поглаживая бороду. – Знают ли, что такое искусство? Что такое платить Госпоже Негоциант Меной, дабы усмирить дикарей и хранить цивилизацию дальше? Нет, разумеется. Да как вообще можно им это описать? Как описать музыку глухому, красоту слепому?
Его седые волосы и глубокие морщины свидетельствовали о возрасте, но жесткая выправка и многочисленные ордена на черно-фиолетовых одеждах говорили мне, что Келтифан на самом деле так и не оставил имперскую армию. Клинок на бедре хоть и не знал битв годами, был отполирован до блеска и заточен. Военный до мозга костей.
– Как нельзя и доверить им командование, – продолжал он. – А посему вся эта их «Революция» есть полнейшая чушь.
А значит он действительно верил во все дерьмо, которое лилось из его рта.
Наверное, я могла бы проявить больше понимания. Империум, в конце концов, изрядно его одарил, в том числе и внушительным особняком, в котором мы и находились.
Самое большое из всех вырисовывающихся на скалах домов, поместье Атторо раскинулось на почти три мили с обширными садами, жизнь растений в которых поддерживали согревающие чары, с загонами для верховых птиц, казармами для домашней стражи и винными погребами, способными держать многочисленных, очень многочисленных гостей в хмельном веселье.
В фиолетово-бронзовых тенях они слонялись по безмерным пиршественным залам, щеголяя высокими имперскими прическами, а более знатные – еще и масками, смеясь, отпуская шутки, подпевая зачарованным инструментам, исполняющим мелодии из старых опер. Призраки-марионетки розовых и фиолетовых воинов воссоздавали известные сражения в до отвратного живописных, пусть и иллюзорных подробностях, вызывая у зрителей восхищенные аплодисменты.
И над всем этим нависали птицы.
Оякаи. Десять штук. Каждая в два раза выше человека. Длинные, тонкие, словно копья, ноги с острыми когтями. Широкие клювы лодочкой. Ясные, умные глаза. Они следили за приемом с расположенных на высоте насестов. Их оперение было мягким, черно-белым с вкраплениями красного и синего, и время от времени представало во всей красе, когда птицы раскрывали огромные крылья и испускали протяжный крик, заставляя всех внизу притихнуть и восторженно воззриться.
Всех, включая меня.
Каждый раз, как я смотрела на птиц, у меня перехватывало дыхание. Чтобы полетать на такой часок, вновь ощутить ветер в лицо, я перебила бы сотню людей.
– Так вот, если они бы желали мира и вернуться к прежней жизни, мы бы, несомненно, им позволили.
А значит я могла бы, наверное, потерпеть этого мудилу еще несколько часов.
Келтифан продолжал бубнить, вроде как не замечая, что мой взгляд блуждает по залу. Где-то тут, среди этого моря ушлепков, должно найтись место, которое подойдет нашим целям. Все, что нам нужно – забытое помещение, заброшенная кладовая, полная дерьма конюшня – неважно, лишь бы никто не заметил возведенный портал.
За марионеточными иллюзионистами, призрачным оркестром и случайным безрассудным хвастовством, перерастающим в спонтанную дуэль между гостями-магами, которым хватило вина и недостало самоуважения, магию никто не ощутит. Однако здоровенная дверь с фиолетовыми завихрениями, ведущая в никуда, имеет обыкновение привлекать внимание, которое нам-то как раз и не нужно. А достать столь необходимых нам оякаев, если мы не найдем место для портала Ирии, не выйдет.
