Снег стеной вместо теплой конюшни вокруг
Но, пожалуйста, верь, что найдется еще человек,
Я прошу тебя, только услышь меня, друг.
Катя говорила Коньку прямо в ухо, каменное, маленькое и ледяное, чуть выглядывающее из гривы. Говорила и сама заплакала от жалости, от того, что представила, каково это, ждать и каждый вечер, с уходом людей, терять еще капельку надежды на освобождение от этого камня. Она плакала и не замечала, что там, где падают слезы, камень начинает искриться. Островки крошечных искорок начали увеличиваться, все больше и больше, наконец, Катя почувствовала, что каменная статуя дрожит, она отступила, увидела, что искрящийся камень начинает покрываться сеткой из трещин.
— Ой, что это? — только и успела спросить Катерина, как вдруг, произошло что-то вроде небольшого беззвучного взрыва, осколки камня отлетели в разные стороны и замерли в воздухе на мгновенье, а потом медленно осели вниз.
На каменной подставке, посреди осколков стоял Конек-Горбунок. Тонкие, изящные ноги, с блестящими копытцами, такие действительно можно назвать лапками, как в книге, пышная и длинная грива и такой же хвост, длинные, и довольно узкие уши, и действительно горбы. Нет, не такие, как у верблюда, а как валики невысокие на холке и ближе к крупу.
— Сам серый, а грива золотистая, наверное, в маму красавицу-кобылицу гривой пошел, — подумала Катя.
— Горбуночек!!! — Сивка радостно заржал — Ну наконец-то!!!
— Сивка, Баюн, Волк! — Горбунок заплясал на подставке, заискрилась грива, легко взлетел в воздух, вскинув голову, стремительно пронесся над деревьями, и тут же оказался перед Катей, которая еще стояла в полном ошеломлении, даже не успев вытереть глаза.
Конек заглянул Кате в лицо, прижался к ней боком, и коротко вздохнул. Катя как-то сразу поняла о чем. Он так долго ждал, и так радовался каждому, кто хоть немного обращал на него внимание, и все напрасно, напрасно. Катя обняла его за шею, уже теплую, с шелковой шерстью. Какое счастье, что они успели! Какая это была бы потеря, если бы исчез такой веселый, искрящийся радостью и задором Конек.
А он вдруг расстроился, повисли уши, опала грива и хвост.
— Спасибо вам, но я так виноват! Я не смог, не смог ее спасти!
— Кого, Конечек? — кинулся к нему Баюн
— Жар-птицу. Она стояла тут, неподалеку на таком же камне. Тоже каменная. Мне сложно было с ней говорить, а она так хотела, чтобы я ей отвечал, а потом… потом она исчезла, просто остался камень на котором она стояла, а потом убрали и его. И все.
Он совсем поник, даже лапки задрожали. Тут уже не выдержала Катя, она опять обняла Конька и стала рассказывать, что птица в Эрмитаже, что, видимо, у нее хватило сил, и она стала золотой, и ее отвезли туда, А может, она и сама долетела. И как она смущает там сотрудников своим любопытством, и даже зеркальце Коньку показала, которое ей Кот передал. Конек слушал, кивал, и Катя вдруг поняла, что ее слова его питают и оживляют гораздо лучше любой еды и питья, он просто оживал на глазах. Опять поднялись ушки, заискрилась грива, хвост поплыл за Коньком шелковым облаком, а Катя вдруг поняла, что оказалась сидящей боком на Коньке, который в порыве радости пляшет практически на кроне старого, знаменитого дуба, около которого была табличка с надписью.
— Ой, мамочки!!! — Катя понять не могла, как такая кроха ее выдерживает, Сивка, тот огромный, сильный, а тонкие ножки Конька, которые касались веток, не колыхая их, казались совсем хрупкими.
— Не бойся, не бойся, я сильный, очень сильный! — правильно угадав ее страх, рассмеялся Конек. Он скакнул и оказался около памятника на другой стороне бульвара. Опять непонятно, один прыжок, и через половину бульвара перелетел. Конек вдруг церемонно поклонился памятнику, отчего Катя чуть не уехала носом в снег перед Горбунком, тот легко вернул ее обратно, скакнул вверх, каким-то чудом удерживаясь на узком постаменте, и нежно коснулся мордочкой ноги великого поэта, изображенного на памятнике.
Катя подняла голову, и увидела прямо перед собой склоненное к ней лицо с умными и печальными глазами. Памятник Александру Сергеевичу Пушкину не ожил, ничего Кате не сказал, разумеется, он не был сказочным, но почему-то Катя была уверена, что уж теперь-то не выучить его стихи, она точно не сможет, просто не посмеет перепутать слова, или пропустить строку.
Конек маленьким вихрем пронесся вокруг несколько раз, опять взвился в воздух, взял чуть левее и оказался на старом месте, там, где все еще стояли его друзья. Они уже давно привыкли к его стремительным перемещениям, и знали, что проще подождать, чем догонять, тем более, что когда Коньку вздумается вернуться, догонять придется уже в обратно направлении, и с тем же результатом, точнее без него. Такого просто не догонишь.
— Чисто муха, а не конь! — фыркнул Сивка, но было отчетливо видно, что это так, для порядка.
Конек завертелся на месте, как шаловливый щенок, отчего Катя наконец-то свалилась в сугроб, и твердо решила там остаться хотя бы на пару минут. Ей очень хотелось разобраться, где земля, где небо и когда же они станут на законные места, а не будут крутиться у нее перед глазами.
— Ну что? Ну как? Чего стоим, кого ждем? Поскакали? — зачастил уставший от долгого и безнадежного стояния на одном месте, Конек.
— Куда, куда поскакали? — Нервно схватился за голову Кот
— Как куда? За птицей, конечно! Скорее же!! — Конек завис над Баюном и чуть-чуть его подтолкнул, отчего Кот отлетел к дереву, ловко забрался на нижнюю ветку и отрицательно завертел головой.
— Не-не-не, не сегодня. Это ответственное дело, скоро не делается, она вполне подождет, раз летала не так давно, да и любопытничает, значит, еще не опоздали. Там людей много, охрана, сигнализации полно. Надо подумать.
— Чего тут думать? Скакать надо! — спорил Конек.
Пока они спорили, Волк флегматично достал из сугроба Катю, отряхнул от снега, снял с себя куртку и закутал её. А Сивка подошел поближе и начал дышать в Катины ладони, чтобы согреть поскорее. Потом хитро ей подмигнул:
— Это у них так всегда. Кот размеренный, лежебока и обжора, степенный и рассудительный, а Конек — вихорек такой, торопыга и любитель действовать. Очень спорят, никогда не соглашаются друг с другом и страшно ссорятся, но ровно на минуту.
Катя после такого предупреждения слушала разгорающийся скандал уже с улыбкой. И точно через минуту Кот и Горбунок вполне мирно беседовали. Конек вдруг, видимо, устав от длительных разговоров, подскочил к Кате и положил ей голову на колени. Катя растерялась, но погладила челку, и длинные уши и переливающуюся в ладони гриву. Конек закрыл глаза и замер. Конечно, хватило его ровно на две минуты спокойного стояния, но за это время Катя успела понять, что Конек ей доверяет и благодарит ее.
И тут раздался крик: — Это что это там такое делается?!! — к ним торопливо приближался дородный мужчина в теплом красном пуховике и меховой шапке, держа на поводке высокую красивую собаку. — Вы что скульптуру украли? Нет, разбили!!! Я сейчас полицию вызову! — мужчина начал дергать молнию на кармане, чтобы достать смартфон, глядя на Волка, как на виновника происходящего. И тут он поднял голову и уставился на Горбунка, который легко запрыгал по ветке соседнего дерева на высоте трех метров.
