Если дальше так пойдет, я скоро привыкну стоять голой перед незнакомыми людьми. Вот и сейчас уже не так старательно сжимала бедра и прятала грудь, когда торговец заносил мои приметы в карточку. Мне удалось одним глазком заглянуть в нее. На листе красовалось схематичное изображение женской фигуры спереди и сзади. Мужчина делал пометки против соответствующих частей тела, а наверху карточки проставлял рост, возраст, кличку и порядковый номер. Все очень быстро, сноровисто. Я для него товар, а не предмет вожделения, может, поэтому и не так стыдно.
Письмо Тебо во время осмотра спокойно лежало под грудой одежды. Раздевалась я за ширмой – в каюте капитана же, – там же одевалась, проблем не возникло. Убедившись, что конверт цел, повязала шнурок с номером на запястье, влезла в плотную рубаху и накинула сверху красный жилет на завязках. Вот, собственно, и все, не считая сандалий на плоской подошве. Помимо них в состав приданного входила кружка, кусок мыла и мочалка.
Нас держали не в трюме, а в особой пристройке на корме корабля. По сравнению с прежней теснотой нынешние условия казались сказочными. Во-первых, всего тридцать восемь девушек. Во-вторых, гамаки шире и не такие жесткие. В-третьих, отхожее место не отравляло воздух.
Плыть предстояло четыре дня. Лишь бы шторм не случился, а то захочется обратно в трюм.
Искоса рассматривала соседок, а они меня. Все, как на подбор, одна краше другой. Но ведь и я не хуже. Девушки в основном блондинки: ценили фрегийцы фарфоровую кожу. Но и я не единственная шатенка. Уселась на единственно свободную койку и задумалась. О чем? Одновременно обо всем и ни о чем: об оставшихся в храме подругах, доме, невольничьем рынке. Никто не мешал. Девушки предпочитали молчать, а не разговаривать. Я не возражала. Обсуждать нечего, не по десятому же разу жаловаться на горемычную судьбу. Все мы ждали, когда корабль причалит к берегу, полные страхов и потаенных надежд.
Рынок наслаждения – таково его официальное название – находился не в столице, даже не в крупном городе, как можно предположить, а в небольшой бухте, со всех сторон защищенной скалами. Из разговоров команды поняла, выбраться из нее можно то ли по специальной дороге, то ли и вовсе горному туннелю, который бдительно охраняли. Все продуманно: и рабыня не сбежит, и товар без оплаты не увезешь. С воды рынок напоминал восточный дворец – каменная стена, а над ней крыши разнообразных построек. Торговец обмолвился, что поведет нас в Павильон кувшинок:
– Товар качественный, нахваливать не нужно, сам себя продаст.
Тридцать восемь девушек связали одной веревкой и вывели на пристань. Торговец с важным видом вышагивал впереди, мы семеним за ним, стараясь не спотыкаться. Позади капитан и четыре головореза. Благодаря особенностям расположения Рынка наслаждения больше охраны не требовалось. Сбежать тут некуда, все равно поймают.
С точно таких же, как «Пантера», кораблей сгружали других девушек. Некоторых привезли в клетках, словно диких зверей. Они отличались особо смуглой, едва ли не черной кожей, и удивительной стройностью стана. Вокруг стоял невообразимый шум и гам. Торговцы перекрикивались, девушки плакали. Другие, не мы. Храм наслаждений забрал слезы, а тех несчастных привезли из родных домов сразу на продажу.
– Вы на них даже не смотрите, – по-своему ободрил нас торговец. – Они вам в подметки не годятся, девочки для борделя, а не гарема. Это я вам, Ага Сомбе, говорю. Тех в саду продадут, какой им павильон!
Слабое утешение – ощущать себя дорогой вещью.
После дороги даже самая распрекрасная девица теряла свою прелесть, поэтому нас отвели в рыночный гарем – так назывался дворец внутри дворца, с отдельными комнатами для отдыха, садиком, фонтаном и даже бассейном. Отделанный изразцами, он напоминал шкатулку с драгоценностями. Охраняли его столь же тщательно, как фамильные бриллианты. Девушек принимали строго по списку, всех стразу. Выпускать могли по отдельности, но только в сопровождении торговца. В остальном нам предоставлялась свобода действий. Правда, я понимала, что это только иллюзия. Во всех помещениях имелись потайные окошечки, позволявшие наблюдать за обитательницами гарема. Я обнаружила их совершенно случайно, когда разглядывала изразцы. Только вот предназначались они не только для стражи, но и для потенциальных покупателей. Не раз и не два, видела, как шторка отодвигалась. Разденется девушка, окунется в бассейн, а ее во всех подробностях изучают. Ляжет на массажный стол после парилки, и тут она вся на виду. Меня тоже оценивали, будто щупали. Там, на столе, и догадалась, для какой цели сделаны окошечки, вовсе не для слежки и пресечения побегов.
– Расслабься! – Сильная, мужеподобная массажистка уложила меня обратно на стол, когда я попыталась встать, прикрыться полотенцем. – Пусть мечтают о тебе, изнывают от желания, на торгах больше заплатят.
Она словно специально поворачивала меня к наблюдателям то одним, то другим местом и не жалела масла. В конце и вовсе принялась ласкать.
– Ну давай, давай, милая! А то решит, будто ты холодная ледышка. Не стесняйся, на моем столе все кончают.
Палец массажистки, как некогда Тебо, терзал нежный бугорок, временами спускался ниже, слегка погружаясь в лоно. Массажистка не зацикливалась на одном типе движений, пробовала то одно, то другое и, наверное, добилась своего – я не совсем понимала, каков конечный результат. К низу живота прилила кровь. Я дернулась, ощутив странное неудобство. Точно не могла описать, в чем оно заключалось. Смутно хочется чего-то и нельзя. Довольная массажистка капнула еще масла на руки и, широко раздвинув мои бедра, принялась за дело с удвоенной силой. Бугорок пульсировал от каждого ее прикосновения. Меня бросало то в жар, то в холод. По животу разбегались сладостные судороги. Все мои мысли, все ощущения сосредоточились под пальцами массажистки – сейчас она не ограничивалась одним. Еще, еще и еще. Так нестерпимо, что я, изогнувшись, вцепилась в лежанку. Горячее лоно готово было взорваться. Меня накрыло удушливой волной. Тяжело дыша, приподнялась на локтях и в изнеможении рухнула обратно на стол.
– Для первого раза неплохо, – скептически оценила фейерверк моих чувств массажистка.
Она отошла вымыть руки в тазу с розовой водой и, не оборачиваясь, прикрикнула:
– Ну, что разлеглась? Бери полотенце и уступи место другим. Все хотят понравиться будущему хозяину, а у меня руки не железные, чтобы сотни тереть. Чей торговец заплатил, тот товар и показываю. Тебя вот трое посмотрели.
Целых трое! А была убеждена, что один.
Пунцовая от стыда, завернулась в полотенце и посеменила к двери в бассейн – смывать позор и успокаивать нервы. Я впервые испытала запретное чувство, которое переживала с Тебо Подарок. Но как, почему? Я не хотела, это все та жуткая женщина! В воду залезла прямо в полотенце. Сидела в бассейне долго-долго, пока не замерзла. Зато жар между бедер унялся. Смирившись с возможными наблюдателями, вылезла и оделась. В который раз проверила, на месте ли письмо Тебо. Я опасалась оставлять его в спальне, носила с собой. Послание предназначалось некому Афрону, такому же торговцу, как Ага. Это немного облегчало задачу, но я по-прежнему смутно представляла, как передать письмо. В итоге решила подкараулить торговца у входа в рыночный гарем. Афрон обязательно появится, приведет или заберет девушек. Увы, мои предположения не сбылись, торговец в гарем не наведался. Я начинала паниковать. Завтра нас выставят на продажу, а письмо все еще у меня. Можно, конечно, его выбросить, но Тебо намекал, будто узнает, передала ли я его адресату, лучше не рисковать.
