— Чего? — ребёнок — сама невозмутимость. — Скажешь, не так?
— Скажу, что это не повод для обсуждения.
Марк уже вовсю улыбается, но так как я намеренно не смотрю ему в лицо, мне удаётся сохранить строгость. Я обхожу его справа и иду к Лексу.
— Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?
— Не болит. Только есть снова хочется. Марк снова греет мне суп.
— Снова греет суп? — я смотрю на Марка, который возвращается к плите и берётся за ложку. У меня нет слов, потому что обычно Лекс плюётся от любого супа, и заставить его есть можно только под страхом навсегда лишить любимого молочного коктейля.
— В детстве мама говорила, что суп — первое средство от любой болезни. Но я всё равно позвонил своему знакомому доктору, и тот её слова подтвердил.
— Мне понравился доктор Дуглас, мама. Я всё-всё ему рассказал: и как меня рвало, и как живот болел, и как меня кололи. Он сказал больше пить и первое время не налегать на соусы. Я же не налегаю, мам?
Лекс задирает голову, чтобы встретиться со мной взглядом, пока я глажу его по голове.
— Не налегаешь. Ты молодец.
— А ещё мне нельзя пока ягоды. Но Марк разрешил одну. От одной ничего же не будет?
— Если ты съел её не на голодный желудок, не будет.
— Не на голодный. Я её съел после супа. Он вкусный. Его тётя Фло привезла.
— Тётя Фло?
По-видимому, у меня так вытягивается лицо, что Марк сразу пересекает все разговоры.
— Так, парень, усади-ка маму за стол и иди сюда. Покажу, как сделать ей кофе.
— Окей! — Лекс соскальзывает с табурета. — Садись, мам. Ешь тосты. Они вкусные.
Он двигает в мою сторону тарелку с таким усердием, что я едва ловлю её у края.
— Осторожно!
Никто меня уже не слушает, Лекс вприпрыжку несётся к Марку. Не сводя глаз с сына, я беру один тост и откусываю маленький кусочек. Вкуса его я не замечаю, потому что взгляд цепляется за нечто необычное. Лекс полностью одет. Это всё знакомые вещи — его вещи — но откуда бы им взяться в доме Марка?
Я открываю рот, чтобы об этом спросить и немедленно крошка от хрустящего хлеба попадает в дыхательное горло. Кашляю так, будто собираюсь вывалить на стол лёгкие.
Сквозь слёзы я не сразу замечаю сына, который протягивает мне стакан воды.
— На, выпей.
— М-м-м… — мычу я и дрожащей рукой пытаюсь сделать глоток. Вода расплёскивается, заливая пижаму, по лицу катятся слёзы и кое-что похуже.
Теперь уже рядом с Лексом стоит Марк. Представляю, в каком я виде, и от этого становится ещё более тошно.
— Лекс, иди в ванную, возьми полотенце, намочи его под водой и принеси маме.
— Окей.
Даже сквозь судорожные всхлипы и сбившееся дыхание, мне удаётся отметить, как правильно действует Марк. Ребёнку надо давать чёткие указания, тогда он всё делает правильно.
Вообще-то, с некоторыми взрослыми это тоже работает.
— Дай мне стакан, Эмми. Вот так. Дыши понемногу. Не делай глубокий вдох. Не сразу. Молодец. Видишь, легче?
— Угу.
— Теперь сделай глоток.
Я пью воду и через стакан смотрю на Марка.
— Хорошая девочка.
До возвращения Лекса он успевает поцеловать меня ещё раз.
Шон позвонил Марку по просьбе Фло. Она волновалась, что мой телефон снова недоступен. Ещё бы! За ночь он совсем разрядился. Марк всё ей рассказывает: и про ключи, и про одежду, и про то, что отвёз нас к себе. Как и у Сеймура, у Фло есть запасной ключ от моего дома. Вместе с мужем она едет туда, собирает для нас вещи и вместе с заранее сваренным супом для Лекса привозит всё Марку. Она же звонит моему деду, объясняет, что с нами всё в порядке, и мы обязательно в ближайшее время с ним свяжемся.
Пока Марк вводит меня в курс дела, Лекс сидит напротив, ест куриную лапшу и многозначительно кивает: так и было!
Едва откусанный тост лежит с края тарелки, кофе остывает в толстой керамической кружке. Я не могу притронуться ни к одному, ни к другому. Я подпитываюсь словами, которые произносит сидящий рядом мужчина и которые означают, что я сильно ошибалась. Я не одна. Есть люди, которые за меня волнуются. Которые в рождественское утро едут ко мне домой, чтобы собрать вещи. Которые делают тосты с клубникой для меня и греют суп для моего сына. Может, потому я и проспала преспокойно до полудня, что едва ли не впервые за всю мою недолгую жизнь обо мне заботится кое-кто другой. Мне очень хочется узнать, как прошла первая встреча Лекса и Марка. Пока же я только вижу конечный результат — они общаются, как старые приятели. Мне страшно спугнуть эту простоту общения, а с другой стороны я испытываю крошечные уколы ревности, потому что у меня Лекс суп есть точно не стал бы.
У меня так много вопросов, так много эмоций, что в какой-то момент я не выдерживаю и, извинившись, выхожу из-за стола. Я иду в спальню, но не дохожу и до середины гостиной. Останавливаюсь и застываю, глядя за окно — окна, которые образуют две стены этой просторной комнаты.
Идёт снег. Крупный, пушистый, словно кто-то рвёт вату и кидает по кусочку с небес. Тучи над заливом пробивают солнечные лучи. Снег и солнце. Редкое явление и очень красивое. Рождественское чудо, как и всё, что случилось со мной в эту ночь.
Лишь за секунду до того, как руки Марка обвивают меня за талию, я чувствую его приближение. Возможно, когда-нибудь мне представится шанс улучшить этот показатель — кто знает?
— Страшно, да, Эмми?
— Страшно, — киваю.
— Тут уж ничего не поделаешь, малыш. Это самое сложное — довериться. Я буду помогать, но пока ты всё ещё с собой один на один. Как пройдём этот этап, станет легче. Обещаю.
— Можно тебя попросить кое о чём?
— Конечно.
— Н-не торопи меня.
Мои плечи тянутся вверх вместе с грудью Марка, к которой они прижаты, когда он делает глубокий вдох.
— Хорошо.
Он всё так же обнимает меня, только теперь я чувствую, как его голова ложится на моё плечо.
— И ты не потребуешь ничего взамен?
Марк снова делает глубокий вдох, но теперь мне кажется, что это вовсе не вдох, а он тянет носом воздух.
— Ты меня обнюхиваешь?
— Ага. Твои волосы пахнут моим шампунем. Это чертовски приятно, — ещё один глубокий вдох. — Подарю тебе упаковку.
Глава 27
Soundtrack Blank & Jones with Mike Francis
Меня всегда восхищают люди, которые вне зависимости от ситуации, от времени, от занимаемого ими положения всегда остаются собой. Постоянство — вот что важно. В бизнесе это один из столпов деловой репутации, в отношениях — парафраз верности.
