Сейчас до завершения было далеко, а слова Розали, её предположения вновь заставили меня задуматься: так ли вольна я в своих решениях и поступках? И пусть это всего лишь безумная теория, но разве могу я рисковать кем-то ещё, кроме себя, тем более, если этот кто-то – единственно важный для меня человек.
Мои мысли вернулись к Эдварду, и неожиданно для себя я ощутила чувство дежавю. Тот же сумеречный лес, тот же клубящийся туман и изморозь, утяжеляющая воздух. Мне снова семнадцать, и Эдвард снова открывается мне. И мне снова всё равно: кто он, что он и чем это для нас обоих грозит.
Как легко было принимать всё тогда и как сложно делать это теперь.
Ноги сами понесли меня к двери, и вот уже я стою на пороге и вглядываюсь в сумерки. Туман наполнен его ароматом – таким знакомым и таким сладким. Он смешивается с запахом прошлогодней листвы и подмороженной хвои. Эдвард не виден, но я знаю, что он близко. Я натягиваю на себя щит и мысленно громко зову его по имени.
Мои совершенные вампирские уши улавливают каждый шорох. Его движения отточены и тихи, бег лёгок и быстр.
Он откликается.
Он приближается.
Он здесь.
Часть 20
Soundtrack - Ghost by Charlene Soraia
Эдвард шёл ко мне медленно. Слишком медленно даже для человека. По шагу в вечность. Но что стоила бы вечность без этих шагов?
Трепет в груди и боль в ногах, желающих нести меня на встречу, приходилось сдерживать с большим усилием. Вся моя сущность рвалась к нему. Всё, из чего я состояла, с нетерпением жаждало воссоединения. Как шарик ртути, что катится к другому, чтобы стать единым целым. И не было ничего больше в этом мире, только я и он, он и я; он, идущий, и я – ожидающая. Всегда. Навечно.
Я вдруг поймала себя на мысли, что для меня не происходит ничего нового. Ожидание – моё второе имя. Я всегда ждала Эдварда, даже когда знала, что делаю это напрасно. Можно перестать чувствовать что угодно – любовь, связь, родство душ, - но невозможно перестать ждать. Если надежда умирает последней, то ожидание хоронит её и продолжает существовать дальше. Оно бессмертно. Ожидание – тот же вампир, кровь пьёт даже у кровососущих и перестаёт существовать только вместе с нами, выходит с последним вздохом, или как мы там умираем…
Эдвард выглядел настороженным. Разумеется. Боится, что я выкину что-нибудь неожиданное. На мгновение нестерпимо захотелось подтвердить его опасения и действительно что-то эдакое сделать: взлететь, взвиться вихрем или исчезнуть. Впрочем, последнее я могу, но выглядеть это будет по-детски. Несерьёзно. А разговор нам предстоит не то что серьёзный – судьбоносный! Но при взгляде на идущего ко мне мужчину все мысли, все подготовленные слова, доводы и рассуждения вылетели из головы.
Как же он красив! Невозможно, непростительно, невыносимо. Этот тёмно-зелёный свитер и рубашка в тон, чёрные джинсы и мягкие кожаные ботинки. Эдвард никогда не носил зелёный раньше, но он ему удивительно шёл. Волосы не растрёпаны, но было заметно, что он неоднократно запускал в них руки. Мягкая, кошачья походка. Тёмные глаза. Давно не охотился, но дискомфорта от этого не ощущает. Фигура та же, что и столетие назад, не совсем сформировавшаяся, но сейчас никто не смог бы принять его за семнадцатилетнего подростка. Мы больше не были детьми – ни он, ни я. Розали права – многое изменилось, и теперь я вижу, что не только внутри.
Почему-то вдруг важным стало то, что на мне до сих пор красуется спортивный костюм Эсми. За эти дни даже в голову не приходило надеть что-то другое. Да и не было у меня ничего другого. Я принимала душ и снова облачалась в серо-голубой хлопок с эмблемой штата. Выделительная система вампира работает исключительно на выработку яда, и я знала, что пахнет от меня так же, как всегда, свежестью, но на одежде были видны следы долгой носки. В памяти всплыло видение, которое, казалось, никогда больше меня не побеспокоит: три вампира, выходящих из леса – дикие, грязные, босые. Джеймс в куртке убитого им Уэйлона, Виктория с гривой растрёпанных рыжих волос, Лоран в камзоле восемнадцатого века… Сейчас я выглядела не лучше, и этот факт меня порядком смутил. Правда, Эдвард вряд ли заметил, во что я одета: весь путь он неотрывно смотрел мне в глаза. И под этим взглядом я снова начала чувствовать себя семнадцатилетней Беллой Свон: неуверенной в себе, сомневающейся, растерянной. И, ох, как не понравилось теперешней Белле это состояние!
Может, именно поэтому по старой, нажитой за долгие годы привычке я натянула щит. Это произошло неосознанно, и мои тренировки оказались весьма успешны: я чётко уловила момент, когда Эдвард в него вошёл. И дело даже не в том, что в это мгновение по его лицу пробежала тень сомнения, и не в том, что он едва замедлился перед тем, как сделать следующий шаг. Я вдруг почувствовала его внутри себя. Шарик ртути проскользнул в моё сознание, наполнив его непривычными ощущениями. Уверена, бейся в груди Эдварда сердце, я бы его почувствовала. Но я чувствовала – именно чувствовала! – его движение. Его мышцы сокращались во мне. Его глаза смотрели на меня изнутри меня.
Я испуганно дёрнулась и выставила вперёд руку:
- Остановись!
Эдвард замер в пяти шагах от меня.
Я ощутила тревогу. С каждым мгновением, что я не отвечала ему, она разрасталась, а затем…
«Господи, я напугал её! Опять всё наперекосяк. Белла, милая, что я сделал не так? Как мне…»
По-девчоночьи взвизгнув, я метнулась в дом и захлопнула за собой дверь.
Буквально сразу же она слетела с петель, оказавшись посреди гостиной, а в следующее мгновение Эдвард сдёрнул меня со спинки дивана, на которую я заскочила прямо с ногами, и сжал в объятиях.
Меня била дрожь. Конечно, ничего подобного я не могла чувствовать, но тело вибрировало, как при ознобе.
- Что это было? – проклацала я зубами. – Что это, Эдвард?
- Я остановился, как ты просила.
- Не понимаю, не понимаю.
Я твердила это, как заведённая, пугая и себя, и Эдварда. Но теперь его испуг не чувствовался, но ощущался. Я не была ртутью, я видела, как шарик скатывается к ней.
- Скажи, что ты почувствовала, когда я вошёл в щит?
Его слова заставили меня замереть. Глаза взметнулись вверх.
- Ты понял это?
- Да. Ты почти исчезла, как тогда, в гостиной, но я продолжил идти и через несколько шагов снова тебя увидел. Мне известно про щит, и, по словам Елеазара, тебе необходимо научиться его растягивать.
- Я занималась этим последнюю неделю.
- Не безрезультатно. Именно это тебя испугало?
- Нет.
Я смотрела в его глаза и видела неподдельное волнение. Эдвард переживал за меня, как делал всегда. Но я больше не была маленьким хрупким человечком, сейчас я была ему равной. Но почему же так приятно видеть, как этот великолепный мужчина не находит себе места от тревоги? Очень эгоистично, Белла!
