- Я люблю тебя, Хитер.
- Я тебя люблю, - сказала она, - больше жизни.
К глазам подошла волна тепла, но она решила не реветь при нем. Демонстрировать положительные эмоции. Держаться.
Его веки задрожали и он сказал:
- Я так устал.
- Не могу понять, почему.
Он снова улыбнулся:
- Сегодня был тяжелый день.
- Да? Я думала, вы, полицейские, ничего не делаете часами, только сидите и пончики жуете, да собираете деньги от воротил наркобизнеса.
- Иногда мы избиваем невинных граждан.
- Ну да, это утомляет.
Его глаза закрылись.
Хитер продолжала гладить волосы мужа. Его руки все еще скрывались под рукавами смирительной рубахи, и она отчаянно захотела коснуться их.
Внезапно его глаза распахнулись, и он спросил:
- Лютер умер?
Она поколебалась.
- Да.
- Я так и думал, но... надеялся...
- Ты спас женщину. Миссис Аркадян.
- Это что-то.
Его веки снова затрепетали, тяжело сомкнулись, и она сказала:
- Тебе лучше отдохнуть, малыш.
- Ты видела Альму?
Это была Альма Брайсон. Жена Лютера.
- Нет еще, малыш. Я была как будто привязана к этому месту, ты понимаешь.
- Пойди навести ее, - прошептал он.
- Схожу.
- Теперь я в порядке. Она... в тебе нуждается.
- Хорошо.
- Так устал, - сказал он и снова соскользнул в сон.
* * *
Группа поддержки в холле реанимационной насчитывала троих, когда Хитер покинула Джека на ночь - два полицейских в форме, чьих имен она не знала, и Джина Тендеро, жена другого полицейского. У них сразу поднялось настроение, когда она сообщила, что Джек выбирается, а сама узнала, что те несколько раз связывались с департаментом по внутренней связи. В отличие от врачей, они понимали, почему она отказывалась уныло сосредоточиться на параличе и усилиях, необходимых для его излечения.
- Мне нужен кто-то, кто отвез бы меня домой, - сказала Хитер. - Чтобы взять свою машину. Я хочу навестить Альму Лютер.
- Отвезу тебя туда, а потом домой, - сказала Джина. - Я сама хочу повидать Альму.
Джина Тендеро была самой яркой из жен полицейского в отделе и, может быть, во всем департаменте лос-анджелесской полиции. Ей двадцать три года, но выглядела она на четырнадцать. Сегодня она надела туфли на пятидюймовых каблуках, узкие черные кожаные брюки, красный свитер, черный кожаный жакет и огромный серебряный медальон с ярко раскрашенным эмалевым портретом Элвиса в центре. Большие серьги из многих колец, настолько сложные и составные, что напоминали вариацию тех головоломок, которые, как считается, отвлекают разоренных бизнесменов, если они полностью сосредоточиваются на их разборке. Ногти выкрашены в неоново-малиновый цвет, настоящие тени были намного слабее теней на ее глазах. Черные как смоль волосы стекали сплошной массой мелких завитков ниже плеч: выглядели они как парик, который носила Долли Партон, но это были собственные.
Хотя Джина достигала только пяти футов трех дюймов без туфель и весила, может быть, сто пять фунтов, если ее хорошенько намочить, но всегда выглядела больше, чем кто-либо рядом. Когда она шла по коридору больницы с Хитер, ее шаги были громче, чем у мужчин вдвое ее больше, и сиделки оборачивались и неодобрительно хмурились, услышав это ток-ток-ток ее высоких каблуков по кафельному полу.
- Ты в порядке, Хит? - спросила Джина, когда они направились к четырехэтажной парковке гаража от больницы.
- Да.
- Я имею в виду - на самом деле.
- Так и есть.
В конце коридора они вышли через зеленую металлическую дверь в гараж. Он был из голого серого бетона: холодный, с низким потолком. Треть флюоресцентных ламп была разбита, несмотря на проволочные сетки, защищавшие их, и тени среди машин предлагали неисчислимое множество мест для засады.
Джина выудила банку с аэрозолем из сумочки, и стиснула ее в руке, положив указательный палец на спусковой механизм, а Хитер спросила:
- Что это?
- Мейс с красным перцем. Ты не носишь?
- Нет.
- Ты думаешь, где живешь, девочка, - в Диснейленде?
Когда они поднимались по бетонной рампе мимо припаркованных с обеих сторон машин, Хитер сказала:
- Я, может быть, куплю себе.
- Не сможешь. Эти ублюдки-политики признали их незаконными. Не хотят, чтобы у бедных насильников была сыпь на коже, так что... Попроси Джека или одного из этих парней - они еще могут достать его тебе.
Джина имела недорогой голубой маленький форд, у него была сигнализация, которую она отключила, не доходя до автомобиля, дистанционным управлением, висевшим как брелок на кольце для ключей. Фары вспыхнули, "Аларм" один раз пикнул, и двери отворились.
Поглядев на тени, они забрались внутрь и тут же закрыли двери снова.
Джина завела мотор и немного задержалась перед тем как тронуть машину с места.
- Ты знаешь, Хитер, если хочешь поплакать у кого-нибудь на плече, моя одежда все равно насквозь вымокла.
- Я в порядке. Правда.
- Уверена, что не передумаешь?
- Он жив, Джина. Все остальное я могу перенести.
- Чуть за тридцать! И Джек в инвалидном кресле?
- Это не важно. Если так и произойдет, теперь, когда я говорила с ним, была с ним ночь, все не важно.
Джина поглядела на нее долгим взглядом. Затем сказала:
- Ты так, значит. Знаешь, что это будет, но тебе все равно. Хорошо. Я всегда считала, что ты такая, но приятно знать, что я была права.
- Какая "такая"?
Отпустив с хлопком ручной тормоз и начав разворачивать форд, Джина усмехнулась:
- Такая упертая чертова сучка.
Хитер рассмеялась.
- Кажется, это комплимент?
- К черту. Да, это комплимент.
Когда Джина заплатила за стоянку в будке на выезде и машина покинула гараж, восхитительный золотисто-оранжевый восход окрасил золотым пятна облаков на западе. Однако, когда они пересекли центр с его растущими тенями и сумерками, которые постепенно наполнялись кроваво-красным светом, знакомые улицы и дома показались такими же чужими, как отдаленная планета. Она прожила всю свою взрослую жизнь в Лос-Анджелесе. Но Хитер Макгарвей чувствовала себя чужаком на чужой земле.
