- Орешек, - обратилась она к Тоби, - что здесь происходит, что за игра?
- Никакой игры. Я увидел это во сне, и во сне пришел сюда, затем проснулся и уже был здесь, и начал говорить.
- Это для тебя что-то означает? - спросила она у Джека.
- Да. Кое-что.
- Что происходит, Джек?
- После.
- Я что-то упустила? О чем все это? - Когда он не ответил, она сказала: - Мне это не нравится.
- Мне тоже, - сказал Джек. - Но давай посмотрим, куда это приведет, сможем ли мы это побороть.
- Побороть что?
Пальцы мальчика деловито клевали по клавишам. Хотя ни слова не появилось на экране, казалось, что обнаружились новые цвета и картинки, и они развивались в ритме, с которым он печатал.
- Вчера, на телеэкране... Я спросила Тоби, что это, - сказала Хитер. - Он не знал. Но он сказал... что ему это нравится.
Тоби прекратил печатать.
Цвета исчезли, затем внезапно насытились и перетекли в совершенно новые картинки и пятна.
- Нет, - сказал мальчик.
- Что "нет"? - спросил Джек.
- Не тебе. Я говорю... этому, - и к экрану: - Нет. Уходи.
Волны кисло-зеленого. Бутоны кроваво-красного расцвели в редких точках на экране, обратились в черные и снова стали красными, затем увяли, испарились, остался вязкий желтый гной.
Бесконечно мутирующий калейдоскоп усыплял Джека, когда он глядел на него слишком долго, и он понимал, как это может целиком захватить незрелый мозг восьмилетнего мальчика, загипнотизировать его.
Когда Тоби начал снова стучать по клавишам, цвета на экране пропали - они резко поярчели снова, хотя уже в виде других пятен.
- Это язык, - тихо сказала Хитер.
Некоторое время Джек глядел на нее, не понимая.
Она сказала:
- Цвета, пятна. Это язык.
Он посмотрел на монитор:
- Как это может быть языком?
- Так, - настаивала она.
- Здесь нет повторяющихся образов, ничего, что может служить буквами, или словами.
- Я разговариваю, - подтвердил Тоби. Он нажал на клавишу. Как и раньше, пятна и цвета соответствовали по ритму с теми, которые он вводил в свою часть беседы.
- Чудовищно усложненный и выразительный язык, - сказала Хитер, - по сравнению с которым английский, и французский, и китайский просто первобытное уханье.
Тоби прекратил печатать, и ответ от другого собеседника был уездный и пенный, черный и желчно-зеленый, с комками красного.
- Нет, - сказал мальчик экрану.
Цвета стали еще более строгими, ритм более яростным.
- Нет, - повторил Тоби.
Пенные, кипящие, спиральные красноты.
И в третий раз:
- Нет!
Джек спросил:
- На что ты говоришь "нет"?
- На то, что оно хочет, - ответил Тоби.
- Что оно хочет?
- Оно хочет, чтобы я его впустил, просто впустил.
- О Боже! - сказала Хитер, и снова потянулась к рубильнику выключателя.
Джек остановил ее руку, как и раньше. Ее пальцы были бледные и холодные.
- Что такое? - спросил он, хотя опасался, что уже понял. Слова "впустить это" встряхнули его почти так же сильно, как и пули Энсона Оливера.
- Прошлой ночью, - сказала Хитер, глядя в ужасе на экран, - во сне. - Может быть, его собственные руки похолодели. Или она почувствовала его дрожь. Но она сморгнула: - У тебя тоже был этот сон!
- Только что. Я проснулся от него.
- Дверь, - сказала она. - Оно хочет, чтобы ты нашел дверь в себе, открыл ее и впустил это. Джек, черт возьми, что здесь происходит, что за ад здесь творится?
Хотел бы знать! Или, может быть, не хотел. Был более испуган этим, чем кем-то другим, с кем он имел дело как полицейский. Он убил Энсона Оливера, но не знал, сможет ли как-то потревожить этого врага, не знал, сможет ли вообще найти его или увидеть.
- Нет, - сказал Тоби экрану.
Фальстаф завыл и забился в угол, напряженный и настороженный.
- Нет. Нет!
Джек нагнулся к сыну.
- Тоби, прямо сейчас ты можешь слышать и это, и меня, обоих?
- Да.
- Ты не целиком под его влиянием?
- Только чуть-чуть.
- Ты... где-то между?
- Между, - подтвердил мальчик.
- Ты помнишь, вчера, на кладбище?
- Да.
- Ты помнишь как оно... говорил через тебя?
- Да.
- Что? - спросила Хитер, удивляясь. - Что там, на кладбище?
На экране: волнистая чернота, разрываемая пузырями желтого, протекающая пятнами красного.
- Джек, - начала Хитер сердито, - ты говорил, что ничего не произошло, когда поднялся на кладбище. Объяснил, что Тоби просто грезил - просто стоял там и грезил.
Джек сказал Тоби:
- Но ты не помнил ничего о кладбище прямо после того, как все произошло?
- Нет.
- Что помнил? - потребовала Хитер. - Что, черт возьми, он должен был помнить?
- Тоби, - спросил Джек, - ты можешь вспомнить теперь, потому что ты снова под его влиянием, но только наполовину... ни там и ни здесь?
- Между, - сообщил мальчик.
- Расскажи мне, что оно тебе говорит, - сказал Джек.
- Джек, не надо, - попросила Хитер.
Она выглядела напуганной. Он знал, какие чувства она сейчас испытывает. Но добавил:
- Мы должны узнать об этом как можно больше.
- Зачем?
- Может быть, чтобы выжить.
Ему не потребовалось объяснять. Она поняла, что он имеет в виду: тоже пережила некоторую степень контакта во сне - враждебность этого, его нечеловеческую ярость.
Он попросил Тоби:
- Расскажи мне о нем.
- Что ты хочешь знать?
На экране: все пятна голубые, развернулись, как японский веер, но без резких складок, одно голубое на другом, друг сквозь друга.
- Откуда оно пришло, Тоби?
- Извне.
- Что ты имеешь в виду?
- Извне.
- Вне чего?
- Этого мира.
