Её дочь муж любил как родную, но, к сожалению, в их семье Кэти суждено было остаться единственным ребёнком – из-за перенесённого в детстве заболевания детей у Берта быть не могло. Пожалуй, это единственное тёмное облачко на прозрачно-синем небосводе семейной жизни её бывшей коллеги.
С профессиональной у Надин так же был полный порядок: она всё так же работала в "Тринко" и за неполные пять лет дослужилась до места, которое когда-то занимала ненавистная всеми Джорджина Бенфорд. Так что, общаясь с Надин, Мэри была в курсе всего, что происходило на её бывшей работе.
За спиной заворочался Алекс. Как бы ни хороши были занятия с ним любовью, но к ещё одному раунду секса она точно не была готова. Мэри соскочила с кровати и двинула в душ, по пути схватив со стола информационный буклет отеля.
На ресепшен позвонила из ванной. Администратор пообещала в течение получаса решить все проблемы с подготовкой к приёму в Музее Современного искусства, и Мэри со спокойной душой залезла в душ. Голову мыть не стала, поэтому времени он занял не очень много.
Вытершись пушистым полотенцем, девушка критично осмотрела себя в зеркале. В последнее время она немного похудела. Если в самом начале карьеры у Мэри зачастую не хватало времени поесть, то теперь это можно было назвать привычкой. Патологической, по мнению Алекса. Он всегда таскал её на обед, когда был в Нью-Йорке. Когда же его не было, по интернету заказывал ей еду из своих любимых ресторанов. Нераспечатанные коробки в большинстве своём Мэри уносила домой, чтобы съесть вместо ужина. Его опекунство раздражало хуже зубовного скрежета. Разумеется, раздев её этим утром, Алекс сразу заметил её изменившиеся формы.
– Я всерьёз подумываю заставить тебя вернуться к моим родителям. Там ты будешь под присмотром. Вовремя ложиться спать, вовремя и правильно питаться.
– Не будь занудой. Я прекрасно себя чувствую.
– Вижу. Твои тазовые косточки выпирают, как у шестнадцатилетней.
– И у многих шестнадцатилетних ты их рассматривал?
Она любила его поддразнивать, а он находил это очаровательным. Так и говорил: "Твои дразнилки меня заводят". Без намёков, без недоговорённостей, без всего, что, по мнению Алекса, портит жизнь. С ним было легко сразу. Даже немного внезапно. Более лёгкого человека в общении Мэри и представить не могла. Однако, лишь став работать под его руководством, начала понимать, насколько наносной бывает эта лёгкость. Насколько Алекс может быть требовательным, властным, даже капризным. Может, именно поэтому она до сих пор держит его на расстоянии. Если вообще можно говорить о каком-то расстоянии после регулярно получаемых с мужчиной оргазмов.
Когда Мэри вернулась в комнату, Алекс всё ещё был в кровати, но уже не спал. Он увлечённо говорил по телефону, параллельно изучая что-то на экране лежащего на коленях лэптопа.
– Нет, это никуда не годится. Скажи Норманну, что я жду от него более полную информацию. Да, до завтрашнего утра. По австралийскому времени, конечно. Так что у него более двенадцати часов чтобы выдать мне что-то, что не будет напоминать лепет его пятилетней дочери. Да, так и передай. Встреча с Хиггсом на следующей неделе подтверждается?
Дальше Мэри уже не слушала. Алекс сел на своего любимого конька – работу, и вряд ли в ближайшее время с него слезет. Было бы глупо предположить, что на две отпускных недели он отложит в сторону телефон, выключит компьютер и перестанет смотреть новостные каналы. Мэри знала, что так будет ещё с первых совместных выездов на уик-энды. Она всегда была на втором месте. Впрочем, так даже лучше, потому что и Алекс Стенхоуп никогда не был для неё первым. Ни в одном из возможных смыслов. И единственным ему тоже не стать, хотя с периодичностью раз в полгода он делал Мэри предложение.
Глава 7
Её новая жизнь началась в понедельник двадцать восьмого октября две тысячи тринадцатого года. В тот день Мэри узнала, что и с одной половинкой сердца вполне себе можно жить.
Довольно просто принимать сложные решения, если знаешь, что непринятие их ведёт к ещё большим сложностям. Поэтому вечером того же дня Мэри улетела в Нью-Йорк.
Сажая её в такси, обычно сдержанная Элис расплакалась. Что было неудивительно, принимая во внимание её тогдашнее положение. Правда в том, что в тот момент и сама Элис не догадывалась, что находится на втором месяце беременности.
Появление Лукаса стало для всех большой неожиданностью. Конечно, мужчины семейства Манфреди подняли на уши всю округу в попытке выяснить, кто отец ребёнка. Элис непоколебимо держала оборону. Мэри могла только представить, какие страсти кипели на Лумис-стрит. Родители Элис – люди современные, сеньора София собственноручно показывала ей фотографии времён своей молодости, где она довольно успешно копировала стиль ранней Мадонны. Свободные нравы восьмидесятых добрались до Маленькой Италии, однако вглубь не проникли. Главные ценности и принципы остались теми же, и рождение ребёнка вне брака, тем более, с большой долей вероятности, что брак этот никогда не будет заключен, и в двадцать первом веке вызывал неодобрение. Особенно, в таком консервативном квартале.
Мэри очень переживала за подругу. Даже переговорила с Уильямом и Глорией, чтобы на некоторое время приютить её у себя, но неожиданно на стороне Элис оказались два сильных союзника: старший брат и Ронан Лири. Эдди, к тому моменту отец двоих детей, защищал Элис перед родителями, так, будто она была его ребёнком. Ронан же на корню пресекал все пересуды досужих кумушек. Как после смеялась вся округа, наверное, почуял родную кровь: светло-каштановые локоны малыша Лукаса Манфреди красноречиво указывали на ирландские корни его отца.
Кто он, откуда, как зовут и чем занимается – на эти вопросы Элис не отвечала. Лишь спустя года полтора после рождения сына в один из редких приездов Мэри в Чикаго призналась, что Лукаса она привезла из Мексики – той поездки, что подарила себе после разрыва с "гадким Аланом". Больше Элис не сказала ничего, а Мэри и не спрашивала, отдавая должное подруге, которая в тот судьбоносный день, двадцать восьмого октября, тоже не задавала вопросов.
Нет, кое о чём Элис всё-таки спросила:
– Он тебя обидел?
– Нет. Вовсе нет, что ты! Наоборот, никогда и ни с кем я не была так счастлива, как с Мэттом.
– Тогда почему уезжаешь?
– Потому что моё счастье конечно во времени. Уход Мэтта я бы не пережила.
– Тебе же плохо, Мэри.
– Мне не плохо. Мне чудовищно плохо. Но я справляюсь.
– По-моему, ты совершаешь ошибку.
– Ты видела его, Элис. Ошибкой было впускать такого мужчину в свою жизнь.
– Но что, если...
– У меня нет ни единого шанса на "если" с Мэттом Крайтоном.
– Если, – Элис сделал ударение на первом слове, – он придёт сюда, я скажу правду.
– Я слишком тебя люблю, чтобы просить об обратном.
Вот на этих словах Элис и расплакалась. А Мэри нет. Её слёзы, так же как и кровоточащая половинка сердца, остались на втором этаже залитого солнца пентхауса на западном берегу озера Мичиган.
