Дэниел преодолевает расстояние между нами и опускается на колени рядом со мной. Словно искусный змееуст, он гипнотизирует Сириуса и, взяв его на руки, опускает на свои плечи. Через пару минут, питон, явно недовольный тем, что его использовали в качестве реквизита, скрывается в специальной стеклянной клетке.
— Ты отлично справилась. В тебе нет ни капли страха, — возвращается ко мне Кинг, и поддевает пальцами подбородок. Заглядывает в глаза, заставляя утонуть и раствориться в своей зыбкой тьме. — Даже запаха не почувствовал.
— Разве можно чего-то бояться, когда ты рядом. Я имею в виду, кроме тебя, — нежно шепчу я, в мыслях раздевая своего любовника. И мужчину?
Мы живем вместе уже два месяца.
Трахаемся каждую ночь. И по утрам частенько.
А я до сих пор не знаю, как можно назвать наши отношения. Созависимость…ответ на поверхности. Но даже мысленно произносить подобное страшно.
Как мне хватило ума привязаться к мужчине, который так жестоко играл со мной? Всю жизнь. Почему я все время выбираю один и тот же путь?
Почему тянусь к огню, заранее зная, что обожгу крылья, сгорю? Почему?
Сейчас, Дэниел явно взял перерыв и тайм-аут в своих издевательствах над моей психикой. Кажется, что навсегда. Ключевое слово здесь — «кажется». Несмотря на то, что я согрелась под боком у демона и увидела за его спиной крылья, они до сих пор остаются пепельно-черными, несущими смерть и разрушение.
А я все тянусь к этой тьме, словно комета, направляющаяся в эпицентр черной дыры, что не в силах преодолеть внеземное притяжение загадочной бездны.
— Правильный ответ, детка. Но я не причиню тебе зла. Все, что я делаю для тебя…всегда было из любви к тебе, — нейтральным, безэмоциональным и гипнотизирующим голосом заявляет Кинг.
При этом глаза его остаются пустыми стекляшками. Что-то внутри меня надрывается.
Зачем? Зачем я так глубоко впустила в его свою жизнь? Зачем позволяю ему впускать в себя свои черные корни? Ведь знаю, что закончится это только болью. Знаю, что я должна вычеркнуть из жизни таких людей. Но не могу ни разумом, ни сердцем отказаться от Дэниела, прикрываясь тем, что пока я с ним — я в безопасности. Имею в виду то, что моя жизнь на таблетках, которые уже не приносят мне крышесносного кайфа, продолжается.
Я расцвела с новой силой. Стала даже привлекательнее и роскошнее, чем прежде. Кровь из носа, панические атаки и резкие перепады в настроении — вот что стало бонусом к вернувшейся внешней красоте.
Но с этим можно жить, не так ли?
А без таблеток, как сказал Дэни, я просто сгорю.
Возможно, это очередная манипуляция с его стороны. Возможно — истина.
Я не знаю. Просто плыву по течению. Точнее, блуждаю по лабиринту, который он для меня создал, но теперь куда в более выгодном положении и статусе.
И это неплохо. Учитывая, что еще три месяца назад меня просто мацали за задницу в дешевых барах и клубах. Сейчас моя жизнь похожа на сказку, по сравнению с прошлым, что до сих пор мне снится в кошмарах.
Фотограф, наконец, уходит и оставляет нас тет-а-тет в террариуме Дэниела, где и проходила съемка.
— Почему ты так любишь их? — завернувшись в шелковый черный халат, интересуюсь я, параллельно разглядывая некоторых рептилий за толстыми стеклами.
— Во-первых, это очень красивые существа, — любовно-одержимым тоном перечисляет Дэниел. — Как создание, способное убивать, они отожествляют собой смерть и уничтожение.
Взмахнув левой рукой, он указывает мне на черную змею, живущую в одном из стеклянных домов. Широко раскрыв пасть, она стремительно заглатывает довольно крупную мышь, пробегающую мимо. Явно специально предоставленную ей на ужин своим драгоценным хозяином.
— Как создание, периодически меняющее кожу — жизнь и воскрешение, — продолжает Кинг, отбрасывая ладонь на еще одну красавицу в его коллекции. Я вижу, как одна из рептилий буквально выползает из своей старой бежевой шкурки, приобретая совершенно новое и гладкое, покрытое красивыми и переливающимися на свету чешуйками, тело.
— Свернувшаяся кольцом змея — круговорот природных и жизненных явлений, — очередным взмахом кисти демонстрирует еще одну из них мне.
— Солнце и луна. Жизнь и смерть. Свет и тьма, добро и зло. Мудрость и слепая страсть. Исцеление и яд…, — монотонным голосом читает Кинг, внушая мне ужас. — Духовное и физическое.
— Говоришь так, словно они — твоя чертова религия.
— Так и есть, Эрида. Нам всем нужно во что-то верить. И нам всем необходимо ощущать себя нужными.
— Ты веришь в змей, как в Бога? — люблю задавать самые нелепые вопросы.
— Из всех религий, я больше всего склонен к буддизму. И нахожу в подобном символизме его отражение. Я про символ змеи. Знание, сила, коварство, хитрость. Тьма и зло. Искушение. Непостижимое, как сама судьба. Разрушительное и созидательное, как Хаос, из которого была создана наша Вселенная…
— Хаос…, — я прекрасно знаю, как переводится мое имя. — Поэтому ты зацепился за меня, как только увидел? Увидел во мне змею, которую хочется заполучить?
— Можно сказать и так, — усмехается Дэниел. — Почувствовал что-то. У мужчин это происходит сразу, Ри. Влюбленность и любовь женщины — можно купить, добиться. Временем, вниманием, заботой. Чувства мужчины — это всегда шок для него самого. Долбанный удар молнией в сердцевину грудной клетки. Животный инстинкт. Потребность. Восхищение. Вожделение. И одновременно то, от чего хочется сбежать подальше, закрыться, спрятаться. Особенно первое время. Чем я и занимался.
— Так значит, ты ощутил желание заполучить меня в свою коллекцию, когда увидел? Или любовь? Поправь меня, если я ослышалась.
— Да, я захотел тебя сразу. Ты польщена? — Кинг решил намерено проигнорировать мой вопрос о любви.
— Скорее удивлена. Ты говоришь о них с такой страстью…и любовью.
— Мне было восемь, когда отец впервые избил мать до полусмерти. Он сломал ей два ребра, на всем теле остались жуткие гематомы. Я ничего чудовищнее в жизни не видел. В тот день, я украл змею из лаборатории в школе. Она была экспонатом на уроке естествознания. Мне показалось, мистер Спроут издевается над бедолагой, и в мою детскую голову поселилась одна мысль — во что бы то ни стало спасти ее.
— Что же было дальше?
— Как и в случае с тобой, я выпустил змею на моего обезумевшего папашу. Это остановило его экзекуцию над матерью, и она осталась жива. Как она потом любила повторять — к несчастью.
— Она была ядовитой?
— Нет. Но Роб испугался ее. С тех пор началось мое странное увлечение, Ри. Ничего особенного. Это просто паттерн, идущий из детства. Я был не самым общительным ребенком, и, занимаясь своими красавицами, не чувствовал одиночества. Все максимально просто. Тут нет никакой загадки или безумия. Я восхищаюсь змеями и окружая себя ими, чувствую опору и безопасность.
