— Процент останков для второй формы?
— Более семидесяти точно. В идеале — более семидесяти пяти процентов тела. Но тут уже прямая зависимость от категории. У меня предел — шестьдесят девять процентов сохранности, седьмая категория.
— На Скворцовском клиенты столетней давности встали. Во вторую и в третью.
— Может, торфяная почва? Там сохранность тоже случается. Лука рассказал? Червь ведь тоже там.
— Торфяники посреди Усольска — новое слово в географии. Клиенты были активны, прыгали, словно вчера умерли. И говорили. Выводы? — вставший неторопливо распаковывал пробирки, сливая содержимое в блюдце.
Смесь меняла цвет с каждой пробиркой и пахла преотвратно — дохлой лягушкой.
— Обширная аномалия по всему городу? Какое-то глобальное нарушение. Может, магнитное поле, колебания. Я читала, один из академиков утверждал…
— Тому, кто тебе седьмую категорию присвоил, надо гроб выдать. На колесах. И академику твоему. С полями. Магнитными, — вставший кинул на Настю мрачный взгляд.
— Это еще почему? — как-то меньше всего от вставшего ожидалось шуток.
Но теперь, когда страх уже рассеялся, Настя начала подмечать мелочи, которые и составляют основу общения. Несомненно, у Егора была личность — повторяющиеся жесты, слова, зарождающаяся мимика, которую он пытался соорудить на совсем для этого не приспособленном лице. Он продолжал оставаться мертвым, но при этом становился все более живым. Таким живым, что Настя ловила себя на мысли — встреть она Егора в других обстоятельствах, ей бы захотелось ему понравиться. В том самом нерабочем смысле.
— Бритва Оккама. Я у тебя зачем обязаловку сейчас спрашивал? Ты же процитировала. Дословно. Кто влияет на клиентов? Управляет оборотом и может что-то сбить в настройках? Чьи кривые руки могут устроить бардак?
— Я. Ну, то есть некромант, — Настя заинтересованно подалась вперед, чуть не перекрыла начерченные линии и отшатнулась. — Думаешь, ночью кто-то из наших сотворил такое по всему городу? Военные? Полиция? Это ж какая категория должна быть? Первая?
— Не безнадежна. Соображаешь. Ты видела двоих живых. Всем остальным достались только мертвые. Лука подробности к ночи узнает. А пока — надо готовиться.
— К чему?
— Тебя будут искать. Сторожа они не пожалели, убили и упокоили — не расспросишь. Убить тебя, и проблем нет — некроманта для допроса не поднять.
Настя не стала поправлять, что Егор сам по себе — наглядное отрицание этого факта. В отличие от Луки, он хоть что-то объяснял.
— Думаешь, начнут искать, когда поймут, что на Раевском меня нет?
— Сорок квартир в курсе, что ты дома. Зачем искать? Достаточно приехать и спросить, — вставший выдвинул блюдце за пределы круга, начертил в тетради кривые печати — таких раньше Настя не видела: смесь классики и какого-то лютого шаманства. Сложного. Безумного. — Перерисуй. Потом открой на меня печать. Новую. Уже открытой поставишь крестовую связку на эти, — он кивнул на заготовленные покрышки. — Плохо, что мы высоко от земли.
— Почему?
Вставший опять посмотрел на нее как на ценное, но неумное животное, типа утконоса.
Схемы были нестандартные, но подъем уже поднятого шел нормально — линии большого рисунка на полу стали чуть выпуклыми и растеклись. Общая печать у Насти в руке засеребрилась, напитываясь силой.
— Красивая...
— Еще насмотришься. Быстрее.
— Не могу. Схемы незнакомые. Если перекосит, неясно, как выправлять.
— Не перекосит, живее, я сказал, — Егор беспокойно пошевелился в круге и встопорщил броню. — Идет.
— Кто там? Лука? — Настя постаралась максимально быстро слепить покрышку — сложность была в том, чтобы зацепить каждый раз все схемы и все печати на новый носитель.
— Я не слышал мотор. У него громкий, и колодки скрипят. Кто-то другой. Соседа только что спросили. Он ответил «на пятом этаже» и придержал дверь в подъезд.
— Кто спросил?
— Не слышу голос. Слух тоже рябит. Кто-то из наших. Настя, — вставший чуть ли не впервые назвал ее по имени, — нужно уходить. Если останемся — кто-то пострадает. Это чревато проблемами. Не для меня — для тебя и Луки, но если нападет — придется. Уйдем в окно.
— Рехнулся? День на дворе, и я верхом на третьей форме скачу через полрайона? Чтоб полицию люди сразу вызвали?
— А что со мной сделает полиция? — неожиданно иронично спросил Егор. — Документы спросит? Конец света ночью был. Все приличные упокойники либо отсыпаются, либо раны зализывают. А в гости только… неприличные ходят. Заканчивай. Оставляй открытой первую покрышку и схлопывай остальные.
Настя заторопилась, неосторожным движением чуть не смазала контур, но в последний момент остановила руку. Верхняя покрышка раскалилась мгновенно, в комнате отчетливо запахло жженой костью.
У Насти закружилась голова, точно она не спала уже дня три. Сети печатей перед глазами начали двоиться, закололо в основании шеи. Что бы она сейчас не творила с печатями — это не только закрепляло форму Егора, но и ослабляло, выпивало саму Настю. Не до дна, но чувствительно.
С некоторым опозданием дошло, кем сейчас подпитался Егор.
Настя как-то по умолчанию уже считала его человеком — воспринимать вставшего как клиента не выходило. Ну, случилась неприятность — и человек стал мертвым, с каждым может произойти... Егор был при памяти, при личности, а всякие материи типа души к личности точно прилагались. Но вот того, что он, пользуясь ее незнанием, с человеческой хитростью через печати качнет в себя энергии — Настя не ожидала.
Еще обиднее, что где-то глубоко внутри она успела придумать целый романтический, но далекий от реальности сюжет с превращением вставшего некроманта в живого человека и прочими хэппи-эндами. А тут нате вам!.. Мог бы и предупредить.
Впрочем, мертвый — не значит честный.
Она уже хотела высказать все, что думает по этому поводу, но не судьба. В дверь позвонили. Повелительно. Настойчиво утапливая звонок.
Признаться честно, никакого желания открывать двери от такого звона не возникало.
Егор дождался, пока контур на полу и у Насти в руках потухнет, кивнул, легко поднялся и вышел из схемы. Взял первую покрышку и сдавил ее в кулаке, та лопнула все с тем же мерзким звоном. Уши заложило сразу же.
За дверью звон услышали — перестали давить на кнопку звонка.
— Возьми куртку, обувь. Только тихо, — скомандовал Егор. Говорил он теперь четче.
— Я никуда не пойду. И открывать тоже не буду, — уперлась Настя. — Моя квартира. Частная собственность. Права не имеют — хоть коллеги, хоть полиция…
— В городе кто-то половину некромантов положил, погосты поднял, меня поднял, а ты — «собственность»...
В коридоре что-то зашелестело, потом тренькнуло порванной струной и грохнуло.
