Князева, в отличие от вставшего, выглядела плохо: бледная до синевы, в ссадинах, часть из которых свежая. В порванной одежде и тапочках с помпонами. На голове у нее царило нечто рыжее и невообразимое, с чем лежащая в бардачке машины простая пластиковая расческа справиться точно не могла, поэтому предлагать ее было бессмысленно. И даже жестоко. Настя в таком виде вызывала нормальное для любого мужчины желание обнять, согреть и защитить. Лука принюхался и мысленно добавил к вышеперечисленному «помыть». Хотя он-то наверняка не лучше пахнет — переодеться в офисе он успел, а вот на душ времени не хватило.
Егор уселся сзади посередине, стукнул по передним сиденьям, жестом предлагая двинуть их вперед — шипы на коленях скользнули по кожаной обивке, и раздался треск.
— Ниже опустись, мало ли, дэпээсники стоят на выезде, — Лука настроил зеркало заднего вида так, чтобы оно показывало вставшего.
— И что они мне сделают?
— Сделать — не сделают, а шухер поднять успеют.
— Не успеют, — отрезал Егор. В отличие от живой Насти, от мертвого не пахло ничем. Вернее, присутствовал какой-то оттенок запаха, призрачный — то ли костра, то ли хвои, — но настолько слабый, что казалось — мерещился. — Я, знаешь ли, третья форма. Король в полном вывороте. И твоих постовых положу за четыре секунды, даже если они будут стрелять. Тем более — если они будут стрелять. Так что в их интересах меня не замечать.
— Дурак ты. В полном вывороте. Придет по твои кости Каин…
— А ты меня прикроешь, — Егор лениво оскалился и, резко наклонившись вперед, глянул через зеркало в самую душу. Слабое сияние его радужек загустело и стало ядовито-кислотного цвета. — Ты же мой напарник, да? Всегда меня прикрываешь? — потом разом успокоился и откинулся назад, на спинку сиденья.
Лука не ответил, сплюнул в окно, завел мотор и вырулил на асфальтированную дорогу от завода к объездной для грузовиков.
На город за спиной тяжело осели влажные сумерки. Снова пошел дождь.
Встречки попадалось мало — к карбюраторному почти никто не ездил.
Вставший вопреки всему, что наговорил, сполз ниже по сиденью, так что только зубцы короны виднелись.
Да, Егор безмозглым не был, ну за исключением той финальной, предсмертной дурости, и прекрасно понимал — лишние проблемы даже костяному королю радости не принесут. Хотя у Луки имелись крупные сомнения в способности Каина, да и всех усольских некромантов вместе, упокоить того, кто сидел на заднем сиденье.
Все вставшие рано или поздно оказывались в четвертой форме. Иногда на это требовалось часы, реже дни, один случай попал в историю: вставший оказался заперт в одном из бункеров, просидел там год — собачья форма. Стоило бункер вскрыть — сразу кинулся, ни ума, ни хитрости не нарастил. Силищи набрал немеряно — это да, столько продержаться, но от отсутствия подпитки все подрастерял.
Так, может, некромантов никто поэтому поднять и не пытался? На кой тлен кому-то нужна третья форма с работающими мозгами? Мозгами, которые прекрасно помнят, кто виноват в смерти их владельца? С мозгами, которые помогут вставшему спрятаться, затаиться, переждать и набрать... что? Силу, опыт? Поди разберись с клиентом, который понимает, когда и из чего ты в него палить будешь и какую печать открыл.
Но когда Егора хоронили на Раевском — прах молчал. Если бы был хоть отзвук, хоть малейшее шевеление поля, мизерный знак — да Лука сам бы той же ночью хоть три, хоть тридцать три печати открыл и поднял. Просто чтобы прощения попросить. Но не было ничего… Ни звука.
— Мы куда едем? — стуча зубами, спросила Настя, про которую Лука, задумавшись, совсем забыл.
— В деревню Шушенки, знаешь такую?
— Это же на севере? Там еще погост больше, чем сама деревушка, — припомнила Настя. — До Рассохи от нее рукой подать. Я там давно была, еще когда училась. Нас возили на Рассоху, по дороге останавливались в этих Шушенках. Там тетка хорошая была. С ней старший договаривался, она нас к себе на веранду пустила, у нее там везде эти штуки из макраме висели. И веники.
— Тетя Лида, — подсказал Лука и мрачно подумал, что от «тетки» по Настиным меркам он отстал всего лет на пятнадцать. Крутанул рулем, объезжая глубокую лужу, и убавил печку — в салоне уже можно было открывать филиал пекла.
— Она нас чаем поила. С мятой.
Настя ударилась в воспоминания, в которых было наверняка тепло и сухо, в отличие от реальности. Лука хотел уже сказать, что в сумке позади есть запасной свитер, правда, не сильно свежий, но почти сразу загривком ощутил тяжелый взгляд.
— Чай вкуснющий был. И еще леденцы мелкие и кислые. Так мы к ней, да? Зачем?
— За началом происходящего вокруг бардака. Ну и за чаем заодно.
В спинку кресла вдарило так, что ремень зафиксировался, не давая Луке упустить руль, машина вильнула раз, другой, удержалась на скользкой от дождя дороге, выправилась. Настя запоздало ойкнула и обернулась назад. Лука перевел дыхание и глянул в зеркало.
Вставший сидел все так же — обманчиво расслабленно, как будто не бил только что со всей дури по сиденью. Хотя про «всю дурь» — это Лука загнул. Если бы Егор бил в полную силу, то соскребали бы Луку с капота или с асфальта. А здесь так — обозначил присутствие. Все равно что кашлянул.
Лука хлопнул по кнопке аварийки и свернул на обочину. Разблокировал замки на всякий случай — с ним-то понятно все, Егор — его проблема, а вот Настя ни в чем, кроме своей неудачливости, не провинилась. Вставший на маневры не отреагировал — сидел как сидел.
Лука отстегнул ремень, подумал, щелкнул кнопкой верхнего света — дорога тут прямая, машины видно издалека, успеет выключить, если что — и спросил:
— В чем дело?
Вставший вопрос проигнорировал, смотрел себе в сторону, с виду спокойный, как атомная война. Если бы не сияние глаз — можно подумать, что памятник из мрамора.
— Я спрашиваю, в чем дело? — Лука хлопнул по карману куртки, цепляя слабую печать-заготовку и с размаху отправляя ее прямо Егору в центр груди. Королю такое что комариный укус, но отвлечь должно.
Отвлекло.
Тот вздрогнул едва, обтер сначала грудную пластину, потом подбородок — словно Лука его не печатью приложил, а в лицо плюнул — и наконец посмотрел в глаза.
— Все изменилось. Дома строят на пустыре, мы там играли раньше. Магазин на углу закрыли. За новостями теперь в телек ходить не надо. Все изменилось. И только в одном у нас стабильность: Лука любит чай с мятой.
— Что за бред ты несешь?
— Знаешь, почему они встают? — спросил Егор так спокойно, словно не было пинка, рулежки и удара печатью. — Почему я встал?
— Почему ты встал — нет. Но я разберусь. При чем тут гребаный чай с мятой?
— Почему они встают? Ну же, ты ж третья категория, вспоминай.
— Да дохрена причин: некромант облажался, умирали страшно и долго, есть виноватый в их смерти, и они хотят...
